Странные страны. Записки русского путешественника

Между некоторым барханами расстояние оказывалось большим, чем между другими. И тогда создавалось обманчивое впечатление, что это некая тенденция и вот сейчас они вообще станут все реже, реже и, наконец, закончатся. Но нет! Вновь зачастили — конца и краю не видно. Определить дистанцию между ними на глаз непросто. В пустыне не действуют системы координат, к которым все привыкли. Это, как на большой глубине: кажется, что проплыл километр, а сдвинулся всего лишь на десяток метров. Здесь ситуация еще сложнее: нет ориентиров для соотнесения масштаба. Кроме песка ничего нет. Вот и соотносишь себя с песчинкой и в конце концов сам себе кажешься такой же песчинкой. Горизонт в пустыне — совсем не такой, как на обычной равнине, не такой, как в море. При этом восприятие все время изменчиво: то кажется, что до бархана рукой подать, но едешь до него бесконечно, то наоборот — впечатление, что он где-то далеко, а на самом деле прыгаешь с бархана на бархан.

Мне приходилось бывать в самых различных ландшафтах, климатических зонах и природных условиях — джунгли, болота, лед, океан. Однажды на реке Мологе в двух часах езды от Москвы мы оказались в таком диком непроходимом лесу, какой я до этого видел только в джунглях Амазонки. Продирались сквозь него при помощи бензопилы и топора. И здесь, и в других местах ты становишься частью среды, срастаешься с ней и открываешь в себе новые и порой неожиданные способности и резервы. Пустыня — уникальна. Это нечто самое величественное, необъяснимое, глобальное, непостижимое, огромное и… парадоксальное. Песок, песок и ничего кроме песка, солнца, неба, ветра, к которым почему-то свелась твоя жизнь.

Грязные, до отказа забитые песком, мы мечтали только о воде. В любом ее проявлении — моря, реки, ванны, душа, лужи, канавы… И вдруг крик в рации: «Вода!» Первая мысль — бред, злая шутка или мираж? Ведь понятно, что мираж — то, что возникает в голове человека, а вовсе не какое-то там физическое явление. Но потом раздался еще один возглас: «Вода!» И тут открылось озеро. Не маленькое — 40–50 квадратных метров. Откуда взялось? По каким таким законам физики, химии или географии? Не понимаю. Это был царский подарок, сделанный необъяснимой пустыней Такла-Макан. И мы побросали свои транспортные средства и побежали, утопая в песке, раздеваясь на ходу, скидывая с себя тяжелую амуницию. Наверное со стороны это зрелище выглядело очень смешно: полтора десятка полуголых мужиков бегут к вожделенному водоему. А кое-кто прыгнул в воду, не раздеваясь. Последним к озеру приблизился интеллигентный АБ, однако звуки он при этом издавал такие… нечленораздельные — мычаще-восторженные.

Весь этот гедонизм, однако, прервал Давыдов, призвавший не срывать график. И хотя в других экспедициях мы обычно размещались на ночлег возле водоема, здесь это правило не было соблюдено, поскольку места стоянок были точно рассчитаны. С водой простились и добрались до стоянки, где расставили палатки (помня о прошедшей ночи — подальше от барханов). И вот тут устроили праздничный ужин с украинским салом и холодной водкой (водку охладили в небольшом холодильнике, размещенном в «обозе». Воду там не охлаждали — пили теплую, даже горячую, но уж водку-то, понятное дело…) Сало, как обычно, выдал Андрей Раппопорт, «щирый украинец», выпускник Донецкого университета, который, в какой бы стране мы не оказались от Кубы до Новой Зеландии — не оставлял нас без сала с чесноком.

Последняя ночь. Ноктюрн