Струящийся свет Божества

Через эти аллегорические фигуры Мехтильда хотела, по-видимому, выразить ту мысль, что она, понимая ограниченность человеческих возможностей на пути обретения истины, ищет совет, помощь и поддержку в Писании (в словах и поступках пророков) и в церкви (ее олицетворением издревле была Дева Мария). Наконец появляется сам Божественный Избранник (пре-красный юноша) и просит Мехтильду повторить танец Его праведников, однако Мехтильда хочет большего, она жаждет танцевать с Ним. Это надо истолковать, вероятно, как отказ мистика Мехтильды вести обычную жизнь, пусть даже построенную на христианских заповедях. В своем желании — служить Божественной Любви — она не хочет идти ни на какие компромиссы. Соблюдая стиль придворного «вежества», Мехтильда просит своего Божественного Партнера «вести ее в танце», показать ей, как надо танцевать. Она хочет следовать за Ним, особенно при исполнении «прыжков». «Прыжок» — аллегорическое выражение экстаза, пребывания «в духе». «Прыжок» удается тому, на ком лежит Божественная благодать. Именно «прыжок» и дает возможность в мгновение ока преодолеть груз земного, пережить минуты высочайшего прозрения и блаженства и, наконец, отринув все человеческие чувства, достигнуть того, что псевдо-Дионисий, автор «Ареопагитик», называет божественным «ничто». Однако и здесь для Души не кончается миссия вечного совершенствования в любви. Мехтильда обозначает невозможность познания Божественной сути (т.е. насыщения Души любовью) одновременным употреблением взаимоисключающих глаголов — «застыть на месте» и «кружиться». Таким образом, путь любви, выбранный Мехтильдой, ведет ее через «прыжки» в «танце» с Небесным Женихом к единению с Ним.

В последующей сцене обручения Души с Небесным Женихом видны следы языческих обрядов и ритуалов. В ней слышны отголоски свадебных танцев и песен, так называемых «женских плачей» по утраченному возлюбленному. Душа, разгоряченная своим свадебным танцем с Небесным Женихом, спускаясь на землю, «отходит» от восторгов и сжигающих ее страстей. Следует диалог с «камергерами», ее органами чувств, предостерегающими от испепеляющей любви к Богу. Разумные (земные) чувства пытаются доказать неистовой Мехтильде, что ее душа, взыскующая любви к Богу, может найти утоление своей страсти в традиционных (т.е. одобренных и регламентированных Церковью) нормах выражения христианского благочестия. Ей советуют «охладить» свою страсть в покаянии; в добродетельной аскетической жизни; в созерцании жития и подвигов мучеников; в исповеди и утешительных словах духовников; в учении апостолов. Цена за отречение Мехтильды от любовного служения Господу все возрастает: ей обещают общение с ангелами, сладость миссионерских трудов, по примеру Иоанна Крестителя, и, наконец, особую милость, дарованную избранным в видениях, — созерцание Девы Марии, кормящей и ласкающей святого младенца. Однако душа Мехтильды ждет одного — Божественной любви, а потому она отвергает все предложения со смелостью, граничащей с дерзостью. Здесь, видимо, имеет место древний мотив сватовства. У многих народов, в том числе германских и славянских, во время сватовства предлагается «выкуп» за невесту. В процессе «торгов» цена «отступного» увеличивается, однако сватов или жениха не устраивает ничто, кроме самой невесты. Отзвук подобного обычая еще сохранился во многих песнях (хороводных и танцевальных), где девушке предлагаются всякого рода сокровища, а ей нужно только обручальное кольцо или сам «мил-друг».