Струящийся свет Божества

Приведем в качестве примера главу 44 из книги I. Название главы «О семикратном пути любви. О трех платьях Невесты и о танце». В тексте главы обнаруживаются элементы разных жанров. Ее начало представляет собой религиозный трактат, содержащий описание аскетического пути к Божественной любви. Далее следует любовная поэзия, стихи в куртуазном стиле, произносимые «прекрасным юношею» (Христом), добивающимся руки своей Невесты-Души. Затем идет повествование в духе рыцарского романа: по росе при чудном пении птиц юный князь идет к возлюбленной. Последующий текст вновь напоминает трактат о мистической любви; в нем описывается облачение Души-Невесты в одеяние добродетели — в платья смирения, невинности, святой славы. После этого Душа отправляется на празднество в дивный лес. Прибывает Жених, и начинается праздник, изображенный как пышное придворное увеселение. В данном контексте «роса» выступает как «аллегорическая аллегореза». «Роса» — наглядное изображение некоего абстрактного явления, религиозной истины; иллюстративная аллегория для понятия боговдохновенности, благодати. Аллегорическая аллегореза Мехтильды отходит от конкретного библейского содержания, но, тем не менее, не порывает с ним; она остается в рамках традиции. Как было показано выше, текст Мехтильды также имеет для нее не только духовный, но и буквальный смысл. В своих видениях она осязает и чувствует высшую реальность, открытую ей Богом. Она видит «очами души своей» прекрасного юношу-Жениха; с Ним, в том дивном лесу, она танцует свадебный танец мистического единения. Через этот реальный смысл духовная аллегорическая конструкция Мехтильды связывается с библейской экзегезой. Прекрасный юноша, спешащий по утренней росе к своей избраннице, — мотив и сам по себе достаточно яркий, чувственно выразительный, в куртуазном смысле хорошо узнаваемый, а потому создающий возможности для выражения Божественной любви. Однако только в контексте Писания, библейской аллегорезы этот образ получает всю полноту и глубину истолкования. Речь идет не только о встрече любящей Души с Небесным Женихом; здесь актуализируются и другие уровни, в частности моральный (тропологический). В Божественной любви, описанной Мехтильдой, приводятся в движение два начала: благодать (богоизбранность) и свободная воля самого человека, выражающаяся в его готовности совершенствовать свои христианские добродетели — смирение, чистоту, духовную славу.

Далее Душа хочет танцевать. Танец — аллегория мистического экстаза. В эпизоде ожидания танца Души с Богом Мехтильда создает аллегорическую сцену, раскрывающую состояние души в момент ее «восхищенности». Аллегория выдержана в форме описания некоего куртуазного действа. Есть все атрибуты рыцарского романа: лес, где собирается общество избранных, приглашенных владетельным Устроителем на праздник; соловей, поющий день и ночь. Однако в сцене, описанной Мехтильдой, в празднике принимают участие лишь святые, соловей издает свои трели «в благозвучном единении с Господом», а Душа Мехтильды слышит сладкие голоса «птиц святого познания». Теперь понятно, что Душа в качестве гостьи приглашена в сакральный лес и прибыла сюда после долгих испытаний, это видно по ее одежде: на ней рубашка кроткого смирения, белоснежное платье чистейшей непорочности, плащ святой молвы, позолоченный всеми добродетелями. Душа жаждет соединиться с Богом; в аллегорическом контексте Мехтильды «она желает танцевать». Однако ее избранник, Небесный Жених, все еще не дает ничего о себе знать. Тогда Душа высылает своих вестников: Веру Авраама, Страстное Желание пророков, Чистое Смирение Девы Марии, все Святые Добродетели Христа и все Великолепие Его избранных. Те являются и танцуют чудный танец во славу Господа.