Ступени жизни

А в чем причина? В робости мысли, в недооценке роли литературы, которая должна будоражить мысль, видеть противоречия, ставить вопросы, поддерживать в обществе гражданское святое беспокойство и этим самым двигать жизнь вперед.

И тут мне очень кстати подвернулось интересное письмо.

Я очень глубоко пережил сентябрьские решения партии 1953 года. Ведь многое и многое из того, что сказала партия, я видел — так почему же я не сказал об этом полным голосом в своем романе «Марья»?

Я поставил этот вопрос в своей статье «Думы о наших делах» (журнал «Знамя», 1954, № 9), попытался и ответить на него, но читателя этот ответ не удовлетворил.

«Я внимательно прочел вашу статью, но так и не нашел ответа на этот вопрос, — пишет мне т. Волгин из Кронштадта. — Почему вы не писали о других отмеченных партией недостатках, если вы их видели. Этот вопрос мне кажется наиболее важным. Ведь здесь идет речь о партийности в вашей, писателя, работе, ибо какая там может быть партийность, если писатель скрывает (просто говоря) то, что видит, что считает плохим и вредным».

Принимая этот упрек, такой большой и такой справедливый, считаю, что он относится не только ко мне, но и ко многим другим писателям, произведения которых отличаются иллюстративностью: берутся вопросы, уже решенные жизнью, партией, и потом задним числом пропагандируются в литературе.

Да, я видел многое, много думал, переживал, но как я мог поднять руку на существующее, на государственно установленное? Сельхозналог — это закон! Система работы МТС, система выполнения плана госпоставок — все это мне казалось государственно установленным, это — святое, незыблемое. Поэтому из всего комплекса вопросов я взял один, хотя и центральный, — проблему руководства в колхозе. Отсюда — сопоставление двух фигур — Марьи и Порхачева, восходящей и нисходящей линии в развитии характеров.

А что было бы, если бы я смелее и шире вскрыл те противоречия, которые я видел в жизни? Мне, может быть, и даже — учитывая атмосферу того времени — наверное, пришлось бы много перетерпеть с публикацией романа, но зато он больше отвечал бы высшим интересам народа.

Но тогда встает вопрос, не предусмотренный моим кронштадтским корреспондентом: что лучше? — упустить самую возможность публикации романа или уклониться, воздержаться от рассмотрения тех или иных проблем, назревающих, но недостаточно еще созревших в жизни?

Вот в этом плане включается в ход мысли и история с моей «Повестью о юности», вернее, с проблемой раздельного или совместного обучения. Теперь эта проблема решена жизнью, но то, что случилось с нею, должно послужить уроком на будущее. Ведь это закон жизни: то, что установлено сегодня, завтра, может оказаться негодным. Что тогда делать писателю? Ждать нового постановления и включаться в шумную кампанию по его пропаганде или, творчески переосмысливая жизнь, способствовать его появлению?

Литература должна служить глубокому и вдумчивому исследованию жизни, ее противоречий и закономерностей. «Человековедение» — так назвал ее Горький. Но человек не существует вне жизни. Следовательно, литературу с таким же успехом можно назвать и «жизневедением».

Однако нам не нужно академическое и бесстрастное изучение жизни — это известно со времен Маркса, по отношению к литературе — со времен Ленина. «Жизневедение» превращается тогда в высшую форму партийности литературы — в «жизнеделание».

Конечно, и простая пропаганда приносит пользу в жизни, но она лежит отнюдь не на главном направлении развития нашей литературы. Она проводит, вернее, популяризирует политику партии, но, мне кажется, это упрощенное и слишком облегченное понимание задач советского искусства и его отношения к этой политике. Идти одним курсом с флагманом это ведь не значит — идти в его кильватере. Правда, можно довольно высоко взлететь на волне, порождаемой его могучим ходом, но это все-таки будет кильватерная волна. И, к сожалению, нельзя отрицать наличия у нас таких «кильватерных» настроений у писателей.

Писателю нужно много, очень много нужно для этого. Быть мыслителем! Сметь мыслить, уметь мыслить! И иметь право мыслить. Это — первое. Быть целеустремленной и общественно активной личностью, человеком, заинтересованным в ходе жизни, в осуществлении тех идеалов, которые он ставит перед собой и перед своими читателями.

Быть нравственной личностью и в смысле высоты моральных оценок и в смысле личного своего поведения. «Ведь как бывает грустно, если читателю приходится отказывать любимому писателю в человеческом уважении» — это фраза из одного письма.