Ступени жизни

Из этой школы и вышла упомянутая выше моя повесть «Девятый «А». А после войны, приехав из эвакуации, Мария Никифоровна была назначена в другую, 59-ю школу, созданную на основе известной в дореволюционное время Медведевской гимназии.

Школа была мужская, хорошо организованная, с сильным педагогическим коллективом. Мария Никифоровна вела математику и была классным руководителем, сделав несколько выпусков. Один из этих выпусков я взял под свое постоянное и пристальное наблюдение на протяжении трех лет — восьмой, девятый, десятый классы. На этой основе и была написана «Повесть о юности». На протяжении этих лет в поисках преодоления ненормальностей, вытекающих из раздельного обучения, в школе родилось интересное начинание — дружба с девочками соседней школы, — тоже нашедшее свое отражение в повести.

Но оно было выражением и более широкого явления и даже движения тех лет, поднятого «Литературной газетой». Главным редактором ее тогда был умный человек Б. С. Рюриков, а отдел коммунистического воспитания вел Николай Сергеевич Атаров, очень честный и принципиальный человек и хороший, талантливый писатель. Они выдвинули этот вопрос, а читатели его горячо, очень горячо подхватили, и в результате возникла широкая общественная дискуссия. Теперь эта проблема решена жизнью и потеряла всякое значение, но тогда, как мне кажется, за этим внешним и частным поводом скрывался ее подлинный смысл — как относиться к существующему, к установленному? Менять или не менять? Думать или не думать? Это был вопрос о принципах мышления, который выразился в упомянутом выше нашем разговоре с Д. А. Поликарповым.

Нужно было выбирать и определять позицию. И я ее выбрал и отстаивал. За нее был и педагогический коллектив, за нее были ребята, очень умные, мыслящие, и девочки. За нее были и читатели «Литературной газеты», и, когда в ней появилась статья директора какой-то ростовской школы, защищавшего раздельное обучение, на него обрушился шквал упреков и возражений. Одним словом, я был «за», и в этом направлении вел свою «Повесть о юности»; описывая школу одного типа, психологически развивал идею обратную, идею совместного обучения, и считал, что истина в конце концов восторжествует.

И она восторжествовала, хотя по пути к ней, как потом оказалось, предстояли еще самые главные бои.

Я закончил «Повесть о юности», и встал вопрос о ее публикации.

Урок первый, значение которого я не сразу понял, — в журнале «устроить» ее не удалось. Оставалось издательство «Советский писатель».

Затянувшаяся читка и противоречивые мнения: повесть интересная, но… А как же с системой обучения? Опять оттяжка, опять сомнения. Наконец вопрос передается на решение редсовета. Сначала обсуждается очередной сборник стихов К. Симонова, тот читает несколько стихотворений, и сборник принимается без обсуждения. За ним — новый роман Ф. Панферова, роман путаный, с обычными панферовскими «загибами», но все это проходит мимо меня, потому что дальше идет моя «Повесть о юности». И опять те же сомнения и те же споры. Чья-то реплика: «Министр Каиров сказал, что этот вопрос не подлежит обсуждению». — «А по-моему, в литературе все подлежит обсуждению. Важно — как решается вопрос», — парирую я.

Итог подводит Н. В. Лесючевский, главный редактор издательства:

— Одним словом, повесть интересная, ну а что касается этого спорного вопроса — посмотрим. Будем думать.

Я не очень уверен — знал он подлинное положение вещей или только догадывался, но решение было мудрое, хотя, может быть, и с хитрецой, потому что проходит какое-то время и появляется постановление правительства о переходе школы на совместное обучение.

И я подумал: а что, если бы я послушал всех этих, часто очень авторитетных, вплоть до министерского звания, консультантов, советчиков и рецензентов и написал бы повесть, равняясь на «источник идей»? Она умерла бы на корню, не успев родиться. Значит, нужна самостоятельность мысли, убежденность в своих взглядах и выводах и внутренняя ответственность — да, конечно, ответственность и перед самим собой и перед обществом. И риск. Да, и риск!

Конечно, это частный вопрос, далеко не исчерпывающий всю проблематику «Повести о юности», но и из этого частного вопроса вытекал главный вывод, который я сделал для себя и который впоследствии лег в основу окончательного формирования моей творческой позиции.

«Повесть о юности» вышла в свет в конце 1954 года, когда уже поставлен был вопрос о созыве Второго съезда писателей, через 20 лет после первого. Все возлагали на него большие надежды, в том числе, конечно, и я. Сначала я написал статью «Думы о наших делах», а по мере приближения даты съезда стал готовиться и к выступлению на нем.