«Партия назвала писателей своими верными помощниками. Но некоторые писатели понимают обязанности помощников слишком облегченно. Они думают, что будут верными помощниками, если станут только комментировать и иллюстрировать важнейшие решения партии. Но партии нужны люди, способные активно вторгаться в жизнь, замечать в ней то, что мешает проведению этих решений».
И еще:
«Где бы ни был литератор, он не имеет права оставаться пассивным и равнодушным к живым явлениям действительности; будь они отрицательные или положительные, он должен активно вмешиваться и выражать свою гражданскую позицию».
Вот на этой позиции мы и стали с Елизаром не только единомышленниками, но и друзьями. И тут обнаружились любопытные детали. Например, то, что в 1955 году Елизар отказался от переиздания уже набранного, готового к печати того самого романа «От всего сердца», за который он когда-то получил премию, но, как он сам объяснил мне причину того, удивившего все издательство решения, — «изменились времена, и по-другому пошла вся жизнь, появились боевые очерки Овечкина, Ефима Дороша, острые вещи Тендрякова, и куда я теперь выйду перед народом со своей совсем устаревшей розово-голубой романеей? Не хочу! Стыдно!».
Вот отсюда и выросла та статья, о которой только что шла речь.
В чем смысл этого эпизода? Кому-то он может показаться излишним копанием в литературных склоках или, что еще хуже, сомнительным «самовыпячиванием» своей персоны. На самом деле он означает направление и глубину литературных процессов того времени, ломку взглядов, оценок и критериев. Все это, конечно, невозможно без столкновений и даже конфликтов, важно только, чтобы они протекали не на узко личностной — тогда это будет склока, — а на принципиальной основе.
Чтобы покончить с «Марьей», коснусь вкратце и истории присуждения ей Государственной премии.
Первая часть ее была сдана мною в «Новый мир» и лежала там без движения несколько месяцев. Многократно заходил я в редакцию, к ответственному секретарю Н. И. Замошкину, и каждый раз видел свою красную папку в самом низу большой стопы рукописей, лежащих у него на столе. Без всякого движения. И вдруг произошла очередная смена руководства журнала, главным редактором стал К. М. Симонов, и первой из всей этой стопы он выбрал мою «Марью» (1947). Зато с ее продолжением — вторая и третья части — он «проманежил» меня так же долго, а потом порекомендовал их в ленинградский журнал «Звезда», где они и были напечатаны (1949).
Когда роман появился в целом, уже как книга, им заинтересовался покойный Борис Горбатов, с которым мы дружили с рапповских времен, и сказал, что он будет выдвигать его на Государственную премию. Однако он же потом и сообщил мне обратное: через Комитет по Государственным премиям «Марья» не прошла. Огорченный я поехал в Кисловодск и вдруг там, как сейчас помню, в день 8 марта из уличного репродуктора на площади в числе новых лауреатов я услышал свое имя.
После получения премии у меня состоялась встреча с упомянутым выше Д. А. Поликарповым. Интересная встреча, знаменательная.
— Ну, над чем теперь думаете работать, Григорий Александрович?
— Вот теперь я возьмусь за школу, — ответил я, напомнив о прежних его советах.
— А как вы думаете решать проблему совместного и раздельного обучения?
— Я за совместное обучение.
— Что вы? Григорий Александрович! Нужно смотреть на источник идей. А вы же знаете, что раздельное обучение официально признанная идея, на самом высоком уровне.
Признаюсь, меня несколько огорошили эти слова, и даже не слова, а самый принцип мышления… «Источник идей!» Я помолчал, подумал и ответил:
— Нет, Дмитрий Алексеевич! Я считаю, что смотреть нужно прежде всего на существо идей. А по существу… Я сам учился в раздельной школе, в царской гимназии. У нас была мужская гимназия и женская гимназия. И это было понятно. Но в советском обществе, при равенстве полов…
— Да, но если решили перестроить, значит…
— Война заставила. А теперь…
Со всей точностью, вплоть до обстановки, помню я этот принципиальнейший разговор, с которым впоследствии оказалось связанным очень многое и важное, общественное и личное.
Начну с личного.
Жена моя, Мария Никифоровна, проработав после меня еще некоторое время в Покровском приемнике, закончила, как говорится, без отрыва от производства педагогический институт по специальности математики и получила назначение в нормальную школу, которая носила название «Первая Советская школа имени десятилетия Октября».