Сумеречный город

– Ладно, – вздохнула капитан, – возможно, сопровождение фенриса в среду его обитания пойдет тебе на пользу. Вали из города и, как говорится, пообщайся с природой.

Возможно, так оно и будет.

Он плохо спал, ему снились кошмары, в которых за порогом его терпеливо поджидала смерть, с неба сыпался пепел, а Николас Кир с Вестником Солнца стоял с противоположной стороны круга заклинаний и пристально на него смотрел.

Проснулся Джулиан весь в поту и с такой головной болью, что его чуть не вырвало.

Решил, что ночевать лучше у матери, там спокойнее.

Благодаря лекарствам приступы кашля у Марджори стали намного реже, щеки слегка порозовели и ходить она стала чуть увереннее. Все это, конечно, радовало Джулиана, но ему все равно становилось как-то не по себе, когда он вспоминал, откуда взялись эти лекарства. А после случившегося в тот вечер на Небесной площади – тем более.

Пока Николас говорил с наследницей Мардова, что-то проникло в сознание Джулиана. Ощущение было неприятное, и оно усилилось, когда он подошел к какому-то свертку, который лежал рядом с внешней границей круга заклинаний. Джулиан поднял сверток и сразу почуял слабый запах серы и что-то еще, плохое и одновременно хорошее.

Он и сам не понял, что подтолкнуло его взять этот сверток, а потом спрятать у себя в спальне. Он до сих пор его не развернул, но на ощупь это было похоже на книгу. И еще Джулиан почему-то знал, что посмотреть на нее лучше, когда рядом никого не будет.

Он шел к матери, просто не выдержал бы еще одного вечера в казармах.

Охотники без конца трепались о представлении и строили предположения, как пройдет Ночь богов. Они заключали пари и делали ставки на то, появится ли наследница Ластрайдеров и что учинит. Даже Пэрис участвовал.

Осенний ветер обдувал лицо и шею, изо всех окон были вывешены флаги Ваеги – два скрещенных меча, а над ними корона внутри ромба.

Да и надписей на стенах тоже хватало: «Святой – лживый», «Дома плодят изменников», «Нет королям, нет богам, нет наследникам».

Джулиан, вздохнув, достал из кармана ключи от квартиры, начал подниматься по лестнице и замер.

На лестничной площадке, прислонившись спиной к стене, сидела Таисия и невидящими глазами смотрела на улицу. Услышав скрип ступенек, повернула голову и посмотрела на него этими своими темными как ночь глазами. Они проникли в его память, он вспомнил, как прижимал ее к стене, как она тогда часто дышала, как вцепилась в его волосы на затылке.

Джулиана обдало жаром и почти сразу холодом.

– Что ты здесь делаешь? – грубо спросил он.

Она молчала и просто продолжала на него смотреть. Волосы у нее были нечесаные и сальные, одежда вся в грязных пятнах. Рядом лежал длинный сверток.

Джулиан ждал, когда она заговорит, а она словно собиралась с силами. Потом ее тело скрючилось, как сжатый кулак, и Джулиан услышал тихий стон.

«Не делай этого», – сказал себе Джулиан.

Она была опасна, он до сих пор живо чувствовал, как острие ее кинжала упирается ему в бок.

Он глянул на дверь, понадеявшись, что мать занята готовкой и не сможет услышать их голоса.

– Тебе не следовало сюда приходить.

Таисия уткнулась лбом в ладонь и закрыла глаза:

– Мне больше некуда идти. Я не думала…

Джулиан, естественно, знал, что дон Дамари был убит именно в то время, когда они разбирались с кругом заклинаний на Небесной площади. Знал и о награде за голову Таисии Ластрайдер.

Но вместо ярости, как это было раньше, на него, словно облако, опустилось смирение.

– Я сейчас уйду, – хриплым голосом сказала Таисия. – Я знаю, ты не хочешь иметь со мной дело.

Джулиан подошел к перилам. Сколько времени понадобится городским стражникам, чтобы прибежать сюда, если он вдруг закричит? И что она с ним сделает, если он попытается самолично ее арестовать?

Но Джулиан молчал и просто смотрел на улицу. Он слишком устал.

– Я не знаю, почему ты сделала то, что сделала, – наконец сказал он. – И не знаю, почему ты такой стала.

«Я не понимаю тебя, но хочу понять, и это меня пугает».

– Мой брат верил, что мы заслуживаем лучшего, – все так же хрипло сказала Таисия. – Верил, что мир может стать лучше. А то, чего хотела я… это было так эгоистично по сравнению с ним. И вот я стала той, кто делает самую тяжелую и кровавую работу, потому что я достаточно сильная для такого. Но на самом деле не потому, что сильная, а потому, что жестокая. Ничего хорошего я не могу сделать, я вообще не знаю, как это – быть хорошей.

Таисию начало трясти. Джулиан, не успев ни о чем подумать, сел рядом с ней, молча снял куртку и протянул ей.

– Хватит уже корчить из себя благородного, прямо бесишь, – проворчала Таисия.

В этот момент она стала так похожа на себя прежнюю, что Джулиан чуть не рассмеялся.

Но она взяла куртку, надела и подняла воротник.

– Вообще-то, будь я таким благородным, не стал бы врываться в твой дом и припирать тебя к стене, – заметил Джулиан.

Он до сих пор не мог поверить, что сделал это. Как и в то, что ярость могла так быстро овладеть им без остатка. Не важно, насколько он был тогда на нее зол, ему все равно было стыдно из-за этого.

– Да, и это делает тебя интересным.