Сумеречный сказ

Выстроились ряды слаженные, замелькали стрелы вражеские, зазвенела сталь в руках храбрецов. Трещали щиты, кони склонялись, насмерть сражаясь. Гром в небесах разразился, дождь глаза застилал, ветер сильный поднялся. Крики, слезы, проклятия – всем наполнилась земля. Лишь один воин крепкой стеной стоял. Казимир, не ведая слабости, рубил супостата налево и направо. Глаза кровью налились, сила звериная в теле пробудилась. Не замечал он ничего, напролом шел, ударов чужих не ощущая. Победу кровавую чрез все поле пронес. Дар Олеси мощным оказался: никто ему теперь не был страшен.

Так повелось с той поры: все пред Казимиром преклонялись, богатырем бешеным величали, а за спиной недобро шептались. «Негоже так люд истреблять», «нечисто тут», «не мог он так резко сильным стать», «душу продал, проклятый», – недобрыми слухами слава воина обрастала, однако не занимали Казимира пересуды. Гордился отец, плакали сестры, Аннушка молитвы богам шептала и избавления от нечисти для брата желала. Казимир же печали не ведал: не было равных ему, враги в страхе пред именем одним падали и пощады молили.

Славен был путь, но плату пришел срок возмещать. Больно кулон грудь обжигал, к хозяйке вызывая. Помышлял Казимир к ней на поклон прийти, златом и серебром осыпать за дар столь великий, да передумал. Сорвал веревку и выбросил в воду.

В тот же миг ветер тучи нагнал, и засверкали молнии. Явилась Олеся видением туманным, яростна была и кричать стала:

– Ирод, трус и подлец! Вот как заплатить удумал мне, окаянный! Предупреждала я, что предательство дорого стоить тебе будет. Так знай: сестры твои одна за другой помрут вместе с мужьями, но хуже всего Аннушке милой придется – долго мучиться будет от хвори, а после и она отойдет. Отец твой в бою первом поляжет, а девка, что ко мне спровадила, ослепнет в одночасье и в лесу сгинет.

Испугался тогда Казимир, захотел прощенья вымаливать, но язык точно к нёбу намертво прирос.

– А ты, предатель трусливый, не познаешь смерти отныне, станешь вечно по миру скитаться, – взмахнула рукой Олеся, и по колени в землю Казимир ушел. – А коль кровь людская по вкусу пришлась, так быть тебе отныне упырем, – злобно расхохоталась ведьма и исчезла.

Слова ее тут же в жизнь воплотились: посерела кожа Казимира, глаза алыми стали, когти уродливые отросли, жажда странная голову дурманила. Выл он, дергался, с места сойти пытался, от лучей солнца скрыться, да не мог. Жестока была Олеся в проклятии своем – землю вокруг молодца в болото превратила, на муки вечные обрекла. Голод тело ослаблял, разум туманом заволокло, и крови горло желало: в упыря навсегда Казимир обратился.

Сколько так страдал – не ведал он. Не отличал ни снега, ни дождя, ни ночи, ни дня. Лишь солнечные лучи оставляли все больше и больше шрамов на лике упыря.

Воплощение злого рока – великанша Лихо – подобно аспиду рядом вилась и по маленькому кусочку отнимала ежедневно душу упыря, лишая его надежды на спасение. В детстве еще от Аннушки-сестрицы узнал Казимир, что бродила по свету Лихо и пожирала души, утаскивая их в свою низину, где гнили они вечно меж болот и бурелома. Только самые отчаянные и злые души попадали в лапища ужасного существа. Сказывала сестра, что нет в Нави места мрачнее, чем та низина, из коей дороги обратной уже не сыскать. Только сама Морана могла наведываться туда, однако и то случалось редко – незачем было Хозяйке Зимы глядеть на мучения проклятых душ.

Так и стоял посреди топи Казимир, лишенный надежды и поглощаемый великаншей, ожидая кончины.

Спасение явилось в странном обличье, еще более страшном и дивном, да только не думал о том упырь, когда из топи его вынимали. Случайно нашла Казимира Марья, и сжалось сердце ее при виде покрытого ожогами упыря. Жалко стало его на произвол судьбы оставлять, и решила чернокнижница помочь душе неприкаянной. Упросила она Морану позволить Казимиру жизнь сохранить и вину искупить тем, что будет он во всем Моревне помогать. Хозяйка Зимы долго думала, но, просмотрев всю будущую судьбу упыря, согласилась и велела Лиху освободить страдальца.

Жутко злилась великанша одноглазая, проклятиями и угрозами сыпала, но приказ исполнила – отпустила остатки души Казимира.

– Ежели получит искупление, то явится упырь ко мне и перед судом моим предстанет. Там я и решу его судьбу, – прошипела сквозь зубы Лихо и, подобрав порванные подолы грязного плаща, исчезла в тумане.

Казимир спасению был несказанно рад и пообещал Марье, что станет верным другом и помощником во всех начинаниях. Ослабленного солнцем упыря Морана забрала в Навь, где и выходила молодца, обучила новым обликом пользоваться и в иную жизнь ввела.

Как окреп Казимир, так к семье своей поспешил с Марьей вместе, желая от страданий их избавить. Однако не смог найти никого: слишком много лет утекло, и жизнь близких уж прошла, оставаясь только в памяти Казимира. Долго страдал и рыдал над холмиками упырь, когтями землю разрывал и себя с Олесей проклинал.