Свадебный бунт

Но Варюша пока не ждала. Вот беда и приключилась! Пока отец все гонял сватов со двора и все выискивал подходящего себе зятя, дочь нашла себе если не жениха, то любого человека, которого, сама не зная как и когда и за что, полюбила всей душой. Был он не красавец, неособенно прыток и речист, не ходил в золотом кафтане, не был даже посадским, а был сначала простым рабочим в ватаге отдала потом сумел сделаться главным приказчиком при делах Ананьева.

Это был стрелецкий сын Степан Барчуков, живший в доме под чужим видом и прозвищем Прова Куликова.

Почему Барчуков полюбил Варю Ананьеву, дочь хозяина и богатого ватажника, было понятно. Она была и красавица, и приданница.

Но как Варюша бросила мечты о милом в золотом кафтане и примирилась с мыслью любить стрелецкого сына и бесписьменного шатуна, — было дело мудреное, если со стороны посудить.

Если же поглядеть да понять, каково было богатой невесте девице жить в доме отца, век одной одинехонькой у себя в горнице, с окнами на далекий Каспий, то победа над ее сердцем стрелецкого сына с Москвы оказывалась делом обыкновенным. Варюша уже более года умирала с тоски, томилась, как в неволе, не лучше как в плену в арыке, у киргизов, или на цепи, у ногайцев. А тут вдруг появился в доме малый тихий, скромный, добрый и ласковый, не дурен собой. К тому же, он стал заглядывать ей в глаза, как никто еще никогда не заглядывал, потому что она близко и не видела еще никого. А с ним она виделась часто! А когда он вскоре вышел в главные приказчики отца, то и еще чаще, потому что он получил горницу в их доме…

И однажды из его горницы, совсем внизу, до ее горницы, совсем наверху, оказалось только рукой подать!

Варюша и Барчуков шибко полюбились и, конечно, поклялись в вечной любви, будь что будет… Степан за себя, конечно, ручаться мог, но в постоянстве возлюбленной сомневался.

Он знал и видел, что Ананьев обожал по-своему свою единственную дочь, избаловал ее тоже на свой лад. Он не пускал ее в гости к знакомым, противился тому, чтобы она заводила приятельниц-подруг, сам редко принимал знакомых и еще реже допускал гостей в горницы дочери. Но в ежедневных мелочах дочь делала, что хотела. Кататься и гулять, и на лошадях и в лодке, она могла сколько хотела в сопровождении своей мамки. Когда же мамка умерла, то Варя проводила время с другой женщиной, Улитой, вновь взятой в дом по найму, которая была хотя и православная, но сильно смахивала на армянку.

Барчуков думал, что если дочь не упрется в своем решении выйти замуж за него, то Клим Егорыч должен будет уступить. Лишь бы она сама-то не изменила ему вдруг! Степан надеялся и на то, что быстро сумел расположить Ананьева в свою пользу и так влезть ему в душу, что он в доме и во всех делах ватажника распоряжался так же самовластно, как в его ватаге рабочих на учугах.

Вышло, однако, совсем наоборот. Вярюшка была ему верна и сама подбивала свататься. А когда молодой приказчик вдруг открылся хозяину, что он стрелецкий сын, с Москвы, Барчуков, а не Куликов, живет по чужому виду, да влюблен в его дочь и сватается за нее, то Клим, не говоря ни слова, велел любимца связать и отправить в воеводское правление.

Не будь воевода в Астрахани Ржевский, а какой иной кровопийца и лютый законник, каких было много на Руси, то сидеть бы и теперь Барчукову в кандалах в яме острожной.

— Все дело спехом испортил, — говорил Барчуков, выпущенный добрым Ржевским на свободу, чтобы съездить и справить настоящий вид.

И будучи в отсутствии, Барчуков боялся пуще всего, что Варюша его забудет и разлюбит. Начнет отец ее выдавать замуж, — пойдет она беспрекословно. А то и сама станет проситься замуж; если отец опять будет медлить с выбором зятя, сама начнет искать и выбирать. И найдет…

Возвратившийся теперь Барчуков узнал совсем не то. Ананьев сам выискал, наконец, себе затя, да и какого еще? Лядащего новокрещенного татарина! А Варюша крепко свою клятву сдержала, даже свято исполнила пообещанное возлюбленному, т. е. и впрямь бегала топиться и чуть на тот свет не попала.

Каким образом скромная, веселая и болтливая девица, купеческая дочь, решилась бежать из дома и не побоялась руки на себя наложить, — трудно было понять. Откуда у нее прыть эта взялась?

Барчуков зашел на постоялый двор, пообедал и, забравшись на сеновал, лихо выспался… Когда на дворе смерклось, он был уже снова на ногах.

— Увидаться. Хоть пропадать, а увидаться! — решил он, горя нетерпеньем влюбленного скорее обнять свою дорогую Варю.

Барчукову чудилось, что с той минуты, как он узнал от Настасьи о лихом поступке девушки, она будто стала ему вдвое дороже и милее. Девушка доказала ему этим на деле, а не на словах одних — свою крепкую любовь.

Стало быть, Варюша теперь на все пойдет. Убежать из дому со мной легче будет, чем одной… А коли Клима Егорыча от того второго побега дочери совсем расшибет кровь горячая, — то, почитай, тем лучше.