Свадебный бунт

Долго простоял Барчуков, не двигаясь, хотя горел огонек. Сколько не видался он с ней, сколько вытерпел мук от сомненья, ревности и всяких бурь душевных! И, наконец, он опять здесь, около нее. А она за время разлуки только пуще доказала ему свою неизменную любовь.

Но что делать?

Барчуков сообразил тотчас, что, если Варюша спит, то, стало быть, Настасья ни слова не сказала ей об его возвращеньи и намерении быть ночью в доме… Или она сказала все, но Варюша решила, что милому добраться до нее будет невозможно, даже отваги не хватит, и потому преспокойно заснула.

— Если разбудить ее и в темноте заговорить с ней, — а она ничего не знает об его возвращеньи? — то ведь это значит напугать ее на смерть. Пустое! Настасья все сказала. Если бы я ее даже упросил утром молчать обо мне, то она все бы рассказала, не утерпела порадовать! — решил молодец.

Барчуков приблизился к кровати, нагнулся над спящей и сразу, тихо обхватив ее в объятья, стал целовать…

— Варюша… Варюша… я… я тут! Степан! — заговорил он, перемешивая слова с поцелуями.

— А!! Ай!! — громко, дико пронеслось на весь дом, оглушило даже молодца и, казалось, раздалось по всей слободе, по всему городу, вплоть до кремля.

— Варюша! Варюша! Я… — оробел Барчуков, ожидая, что весь дом поднимется на ноги и прибежит. Вся Астрахань встрепенется и отзовется.

Варюша, спросонок от девичьего крепкого сна, обхваченная в темноте чьими-то руками, целуемая в щеки, губы и глаза, только обомлела и оцепенела от перепуга и ужаса, но, придя в себя, собиралась опять заголосить на весь мир Божий.

— Степан!.. Я… Перебудишь… — тревожно повторял Барчуков ей на ухо.

Варюша узнала голос, все поняла, ахнула и стихла, порывисто и страстно прильнув к другу.

Через мгновенье послышался плач девичий. Варюша горько плакала от счастья.

Но среди темноты горницы раздался голос, сердитый вопрос. И два сердца екнули в это мгновенье так, как редко приходится на долю людским сердцам.

— Варюша, чего горланишь?.. — спрашивал Клим Егорыч из тьмы ночной, стоя на пороге дверей.

После долгой паузы, Ананьев снова произнес, не отходя от порога.

— Варюша!.. Ты заорала, аль нет? Варюша! Спишь ты, аль нет? Отвечай, коли спишь.

Еще пауза… У Варюши язык прилип к гортани от второго сугубого и горшего перепуга уже не за себя, а за милого…

— Тьфу! Почудилось во сне. Эки сны дурацкие стали приходить! — заворчал Ананьев.

И, по скрипу пола в горницах, стало понятно, что босоногий хозяин вернулся к себе в спальню.

Нескоро Варюша пришла в себя от второго перепуга.

Что было бы, если б отец вошел в комнату с огнем и нашел около нее молодца, выгнанного из дому и которого он считал уже ушедшим за тридевять земель?!

Барчуков тоже смутился и оробел сильно. Ничего бы ватажник ему сделать не мог. Драться он был сам не в состоянии, а от рабочих его молодец отделался бы одной прытью. Схватил бы в руки что потяжелее да и отмахнулся бы. Степана пугала мысль о новой разлуке. Уж второй и третий раз не пролез бы он в дом. Всюду наставил бы сторожей обозлившийся купец.

— Ох, Господи, чуть не померла я от радости и от перепуга двукратного! — шепотом заговорила Варюша, прижимаясь к милому.

— Как же ты меня не обождала? Ведь я Настасье наказывал тебя упредить, что буду ночью. Хорошо — дверь была не заперта! — стал малый попрекать девушку.

— Сказывала она мне, да я не поверила. Думала, как ты пройдешь! Нельзя. Двери у нас строго наказано родителем запирать, да не слушают батраки, на собак надежду имеют. Ну, да что уж тут… Говори лучше… Рассказывай, что ты и как? Здоров ли? Соскучился ли по мне? А я-то… Знаешь… Я ведь топилась… Если б не татарин с калмыком, — была бы на том свете теперь… Я тебе все расскажу про Затыл Иваныча, про загадку родителя, что загадал мне с этим сватовством… Да я в воде разгадала. Все развязала — как топиться замыслила. Теперь бросил он и думать о Затыле новокрещеном… Ну, ну, говори ты, все сказывай! На Москве был? Письменный вид справил… Коли справил, мы попытаем опять удачи. Может, родитель смилуется…

И Варюша, упрашивая любого рассказывать о себе все, через что он прошел… не давала ему говорить и, перебивая, сама сбиваясь, урывками, начав с конца, рассказала Барчукову все происшествие, разыгравшееся в доме за его отсутствие. Она вышла из беды только случайно, тем, что топилась и не утонула. Иначе она была бы теперь неминуемо женой нового астраханского перекрестя из татар или на погосте.

Влюбленные беседовали, а время шло и шло… С минуты, когда Барчуков вошел в дом, и до рассвета, много, казалось, времени было, — часов восемь… А между тем, вдруг Варюша стала различать в мраке комнаты черты лица своего возлюбленного Степушки. И она ахнула от радости, ибо до тех пор только слышала, но не видела его около себя…

Но Барчуков тоже ахнул, приглядевшись… Лицо милое он рад был увидеть, да сообразил в ту же минуту, что пора уходить из дому.

— Надо бежать, дорогая… Сейчас проснутся батраки.

— Да… Да… Надо!.. Скорее!.. Обожди токмо самую малую толику. Дай поглядеть на себя…

И снова говор, шепот, да и поцелуи долгие…

А еще светлее на дворе… Рассветает.