Сварогов

   "Боже мой! какая скука! -

   Дмитрий думал, письма смяв: -

   А, профессор, вы б хотели,

   Чтоб я дал расплату вам?

   Берегитесь, на дуэли

   Я, сразясь за дам, -- задам!"

   II

   Он рапир и эспадрона

   Знал искусство, метил в цель,

   Но считал, весьма резонно,

   Он нелепостью дуэль.

   Глупо с гневным командором,

   Шпагу взяв, идти на рать,

   Заниматься важным вздором

   И комедии играть.

   В наше время, без сомненья,

   Вряд ли людям по душе

   Скорострельные решенья

   По системе Лефоше.

   Пусть нам сердце обманули,

   Пусть крик мести нашей дик, --

   Отливать такие пули

   Дмитрий вовсе не привык.

   III

   Но не числясь меж педантов

   Убеждений и идей,

   Дмитрий тут же секундантов

   Порешил найти скорей.

   Муж в обиде и, что главно,

   Вызов сделан, будет бой...

   -- Это выйдет презабавно! -

   Рассуждал он сам с собой.

   Ах, на всем рука Господня

   В дни веселья, в море бед!

   Все ж он должен был сегодня

   Посетить один обед.

   Там с профессором ученым

   Либерал был, юдофил,

   И обед "оппозиционным"

   Наречен шутливо был

   IV

   Каждый месяц у Контана

   В предначертанные дни

   Мирно кушать "лабардана"

   Собиралися они.

   Журналисты и поэты,

   Всех наук профессора,

   Наши Бокли и Гамбетты,

   Люди мысли и пера.

   Защищая "взгляды" хором,

   "Высоко держа свой стяг",

   За обеденным прибором,

   Заседал ареопаг, --

   Patres, senes нашей прессы,

   Юбиляров древний ряд,

   И меж них, с умом повесы,

   Дмитрий, наш Алкивиад.

   V

   Всюду лысины и фраки,

   Фестивальный вид у всех, --

   У татар-лакеев паки,

   Если вспомнить их не грех.

   В зале стол стоял глаголем

   Меж растений и цветов,

   И сверкающий консолем

   Стол закусок был готов.

   Был, конечно, бри тут старый,

   Сиг, которым Русь горда,

   Исполинские омары

   Украшали глыбу льда.

   Был с икрой амброзиальной

   Нектар водок всех сортов, --

   Стол Лукулла идеальный,

   На Олимпе пир богов.

   VI

   Там Зевес редиску кушал,

   Взяв тартинку, Посейдон

   Между тем Гефеста слушал, --

   Говорил о курсах он.

   Там Гермес из журналистов,

   Взяв тарелочку груздей,

   Осуждал нео-марксистов,

   Разбирая смысл идей.

   Вкус хвалю я олимпийский

   Либеральных россиян.

   Странно думать, что английской

   Горькой предан англоман,

   Что, с толпой сроднясь по духу

   И любя душой народ,

   За столом одну сивуху

   Наш народник вечно пьет.

   VII

   Но пока за стол садятся

   И шумят со всех сторон,

   Описать вам, может статься,

   Петербургский Пантеон, --

   Этих славных и маститых

   Корифеев наших дней,

   Публицистов знаменитых

   И ученейших мужей?

   Но боюсь, настроив лиру,

   Я героев сих воспеть...

   Не памфлет и не сатиру

   Я пишу, -- узнайте впредь!

   Чужд коварной эпиграммы

   Я в невинности души,

   И шутя играю гаммы,

   Струны трогая в тиши.

   VIII

   Вот Европы скучный Вестник,

   Наш корректный публицист,

   Мысли западной прелестник

   И ее панегирист.

   Позабыв "quod licet Iovi"

   И чего не должен бык,

   Он Европу, полн любови,

   Рад похитить хоть на миг.

   Вот другой -- мудрее ста сов

   И в премудрости сугуб

   Громогласный критик С--ов.

   Он велик, -- велик, как дуб.

   Дуб друидов, дуб Мамврийский

   Что пред ним по красоте?

   Ах, цвети, наш дуб российский,

   И расти на высоте.

   IХ

   Вот, с Брандесом сходен мало

   И совсем не новый Тэн, --

   Критик дамского журнала,

   У журнала дамский трэн.

   Декадент в ермолке, важный

   Философский лапсердак.

   Рядом с ним мудрец присяжный,

   Воробьев, -- аскет и маг.

   Quid est veritas, философ?--

   Veritas in vino est.

   Пусть же мудрый без вопросов

   Пьет вино и шницель ест.

   Лучше всякого витии

   Доказал ты сам, что нет

   Философии в России,

   Наш философ и поэт!

   X

   Лейзера родил гафн Мошка,

   Лейзер--Тозеля, а он,

   "Философии немножко"

   Написав, как Соломон,

   С Мельпоменой светлокудрой

   Незаконно прижил "Дочь".

   Это наш Натан Немудрый,

   И маркиз О'Квич точь-в-точь.

   Милословский -- критик хмурый.

   Пишет он весьма остро,

   И невинные Амуры

   Подают ему перо.

   Нежно дамам куры строя,

   Был со Спенсером он строг,

   Но барана за героя*

   Принял наш социолог.

   __________________

   *) См. сего автора сочинение "Герои и толпа",

   стр. 285.

   XI

   Милословсшй и Гадовский,

   Публицистики столпы!

   Пусть возвышен Милословский,

   Но Гадовский, меж толпы,

   Столп столпом воздвигнут прямо,

   Монумент, отрада глаз --

   Хроматическая "Гамма"

   Либеральных звонких фраз.

   Перед ними Стабичевский

   Слишком низок, толст, тяжел,

   Все ж и этот критик Невский

   Свой имеет ореол.

   Как Морфей, в венце из маков,

   Он наводит скучный сон,

   Монотонен, одинаков,

   Вял, напыщен, углублен!

   XII

   Вот историк и философ.

   Взгромоздил на Оссу он

   Исторических вопросов--

   Компиляций Пелион.

   Русский Бокль, Коко Киреев,

   Опершись на горы книг,

   Лучезарных эмпиреев

   Титанически достиг!

   Рядом с ним в ученой тоге

   Из Москвы шекспировед.

   Сев у храма на пороге,

   Поучать он может свет.

   Он живет в минувшем веке,

   Чуждый трепету сердец, --

   С лысым черепом Сенеки

   Добродушнейший мудрец.

   ХIII

   Меж учеными мужами,

   Тенью Банко сев за стол,

   Мирно хлопает ушами

   Вдохновитель их -- осел.

   -- Но скажите, кто же это?--

   Вид пророческий и взгляд...

   -- Два известные поэта

   И философа сидят.

   Первый учит о символах.

   Написал роман он зря:

   "Царь-отступник" или "олух

   У Небесного Царя".

   А второй -- Вилянкин славный.

   Гордый взор, надменный вид.

   Он мудрец, Спинозе равный,

   И певец, как царь Давид.

   XIV

   Анекдот невинный кстати

   Я о нем могу привесть.

   Он в одну из наших Патти

   Был влюблен -- большая честь!

   В грудь бия, он рек ей страстно: