Читаем Сварогов полностью

   Спорил с люстрою хрустальной

   Блеск аграфов, эполет...

   В этой зале театральной

   Были "свет" и "полусвет".

   Свет, сиянье, ореолы,

   И весь лысый первый ряд,

   Точно римский череп голый

   Или темя у ребят.


   II


   И войдя в театр в антракте,

   Уважая муз предел,

   В xopе струн, при первом такте,

   В кресел ряд Сварогов сел.

   Plebs в раю и ярус третий

   Невнимательно презрев,

   В свой бинокль, сказав "Кто эти?",

   Осмотрел он жен и дев.

   Вот Элен, горда, сурова,

   Сольский шепчет ей, склонясь...

   Вот графиня Ушакова,

   Бирюков, вельможный князь...

   Никсен, нимфа светлокудра...

   Нина с мужем... Да, она!

   Нездоровье или пудра?

   Дмитрий думал: "Как бледна!".


   III


   Тут он вспомнил почему-то

   Зимний вечер, лампы свет...

   О, прелестная минута!

   В жизни их немного, нет!

   Ницше том, бася немножко,

   Муж читал, склонясь челом.

   Весь вниманье, Нине ножку

   Жал Сварогов под столом.

   Взор профессора был светел,

   Нежен Нины был чулок,

   И Сварогов вслух заметил:

   -- Ницше дерзок, но глубок!

   -- Нда-с? Вы думаете, право? -

   Рек профессор: Ницше груб!

   Нина щурилась лукаво

   И края кусала губ.


   IV


   Но под звук оркестра плавно

   Сцены занавесь взвилась...

   Легкокрыла, своенравна,

   Обстоятельно склонясь,

   Точно тень, скользит Леньяни,

   Вскинув ножку высоко,

   В дымке газа, как в туман,

   Обнажившую трико.

   Пируэт,- и в па воздушном,

   На пуантах улетев,

   Скрылась в хоре, ей послушном,

   Эльфов, фей, крылатых дев.

   Рой цветов, фонтан алмазный

   В золотистых брызгах бьет,

   Точно сон разнообразный

   Весь горит волшебный грот.


   V


   Но забыв богиню танца,

   Разлюбили мы балет,

   Даже Цукки и Брианца

   Не пленяют строгий свет.

   Став поклонниками драмы,

   Вид филистерский приняв,

   От нее лишь ждем добра мы,

   И, быть может, суд наш прав.

   Ах, за юбочкой балетной

   Не летаем мы мечтой,

   Восхищаясь лишь секретно

   Балериной этой, той...

   Образцовый, благородный

   Вот вам муж. Не утаю:

   Он содержит превосходно

   Балерину и семью.


   VI


   Между тем кордебалету

   Дмитрий хлопать был готов, --

   Роз гирлянде и букету

   Из летающих цветов.

   Рой живых, порхавших лилий

   И фиалок полукруг

   Звуки вальса уносили,

   Дождь цветов рассыпав вдруг.

   Улетают балерины,

   Легкий хор растет, цветет,

   Клумбы, яркие куртины,

   Пестрый вихрь, живой полет!

   Им толпа рукоплескала,

   И под крики "браво!", "bis!"

   Дмитрий вышел вон из зала --

   В сень знакомую кулис.


   VII


   Рамы, сдвинутые плотно,

   Два пожарных, узкий ход...

   Всюду серые полотна

   И наряженный народ.

   Балерина у кулисы

   Поправляет свой корсаж,

   И целуются актрисы:

   С милой нимфой юный паж.

   Нимфа, в юбочки из газа,

   Паж, в берете и трико,

   Пыл влюбленного экстаза

   Пародируют легко.

   Смех и шутки, -- и высоко

   Между балок без конца,

   Опускают с визгом блока

   Декорации дворца.


   VIII


   Оступаясь вдоль порогов

   И пройдя чрез коридор,

   "Можно?" - постучал Сварогов

   В дверь уборной. "Si, signer!"

   Он вошел. У туалета

   С электрическим рожком.

   В юбочке, полуодета,

   Нимфа пудрилась пушком.

   Ряд картонок на диване,

   Шкаф раскрытый, башмачки...

   Просит сесть его Леньяни

   Жестом маленькой руки.

   Он, болтая, нимфе розу

   Приколол, и, в зеркала

   Улыбаясь, дива позу

   На пуантах приняла.


   IX


   "Карашо?", и с легким смехом

   Божество кристальных струй,

   Опьяненное успехом,

   Разрешило поцелуй.

   Но свиданье было кратко.

   Звук раздался флейт и лир,

   И ему дана перчатка,

   Надушенный сувенир.

   Феи дар, предмет священный!

   Ах, духами violette

   Царство нимф и миг блаженный

   Вновь напомнит сей предмет!

   Он подобен талисману,

   Он волшебницею дан, --

   Да, волшебницей по стану,

   Блеску глаз, огню румян!


   X


   Чтоб избегнуть толков ложных,

   Кстати, молвим между дел,

   Сувениров всевозможных

   Дмитрий множество имел.

   Алый бант, душистый локон, --

   Милой юности дары! --

   Вас, конечно, не берег он,

   Не хранил до сей поры.

   Вы печальные вздыханья,

   Дней былых счастливый сон,

   Тень любви, воспоминанья! --

   Вас ценил не очень он.

   Меж предметов нежных все же,

   Драгоценных и святых,

   Были два ему дороже

   И священнее других.


   XI


   Это были: на цепочке

   Польский крестик золотой,

   И засохшие цветочки,

   Полевой букет простой.

   Пусть исчезли юность, вера,

   Пусть лишь холод впереди

   И в души темно и серо, --

   Крест носил он на груди.

   Символ скорби, друг надежде,

   Дар любви, -- с немой тоской

   Он ему надет был прежде

   Милой, нежною рукой...

   Хоть спокойней сердце стало,

   В черством сердце чувства нет,

   Дмитрий носит, как бывало,

   Дорогой ему предмет.


   ХII


   Дорогой не весом злата

   И пригодностью в залог, --

   Тенью бывшего когда-то,

   Тем, что он забыть не мог.

   Но в коллекции предметов

   Был другой не меньше мил:

   Дивам не даря букетов,

   Сам букет он получил.

   То не дар любви печальной, --

   Засушенные цветы, --

   Символ дружбы идеальной

   Или пламенной мечты.

   Нет, ценя прекрасный гений,

   В старой книге он берег

   Память светлых вдохновений

   И случайных встреч залог.


   XIII


   Легкомысленный философ

   И скептический поэт,

   Без раздумий и вопросов

   Он хранил сухой букет.

   Да, вы помните едва ли

   Дальний Крым и "дикий сад",

   Где ему цветы сорвали

   Вы при пении цикад.

   Вдалеке синели горы,

   Тихий сад шумел едва,

   В плющ зеленый, как в уборы,

   Наряжались дерева.

   Чаща дикая, глухая, --

   Бук, угрюмый кипарис...

   Сладко пел, журчал, вздыхая,

   Там ручей, сбегавший вниз.


   XIV


   Лучше храма Мельпомены

   Был заглохший этот парк,

   Где, забыв эффекты сцены,

   Шли вы тихо, Жанна д'Арк!

   Нет там ярких декораций.

   Там не бьет "живой каскад",

   Но приют Камен и Граций -

   Этот полный тайны сад.

   Листьев шепот, свет и тени,

Перейти на страницу:

Похожие книги

Поэзия народов СССР IV-XVIII веков
Поэзия народов СССР IV-XVIII веков

Этот том является первой и у нас в стране, и за рубежом попыткой синтетически представить поэзию народов СССР с IV по XVIII век, дать своеобразную антологию поэзии эпохи феодализма.Как легко догадаться, вся поэзия столь обширного исторического периода не уместится и в десяток самых объемистых фолиантов. Поэтому составители отбирали наиболее значительные и характерные с их точки зрения произведения, ориентируясь в основном на лирику и помещая отрывки из эпических поэм лишь в виде исключения.Материал расположен в хронологическом порядке, а внутри веков — по этнографическим или историко-культурным регионам.Вступительная статья и составление Л. Арутюнова и В. Танеева.Примечания П. Катинайте.Перевод К. Симонова, Д. Самойлова, П. Антакольского, М. Петровых, В. Луговского, В. Державина, Т. Стрешневой, С. Липкина, Н. Тихонова, А. Тарковского, Г. Шенгели, В. Брюсова, Н. Гребнева, М. Кузмина, О. Румера, Ив. Бруни и мн. др.

Андалиб Нурмухамед-Гариб , Антология , Григор Нарекаци , Ковси Тебризи , Теймураз I , Шавкат Бухорои

Поэзия
Нетопырь
Нетопырь

Харри Холе прилетает в Сидней, чтобы помочь в расследовании зверского убийства норвежской подданной. Австралийская полиция не принимает его всерьез, а между тем дело гораздо сложнее, чем может показаться на первый взгляд. Древние легенды аборигенов оживают, дух смерти распростер над землей черные крылья летучей мыши, и Харри, подобно герою, победившему страшного змея Буббура, предстоит вступить в схватку с коварным врагом, чтобы одолеть зло и отомстить за смерть возлюбленной.Это дело станет для Харри началом его несколько эксцентрической полицейской карьеры, а для его создателя, Ю Несбё, – первым шагом навстречу головокружительной мировой славе.Книга также издавалась под названием «Полет летучей мыши».

Вера Петровна Космолинская , Ольга Митюгина , Ольга МИТЮГИНА , Ю Несбё

Фантастика / Детективы / Триллер / Поэзия / Любовно-фантастические романы
Черта горизонта
Черта горизонта

Страстная, поистине исповедальная искренность, трепетное внутреннее напряжение и вместе с тем предельно четкая, отточенная стиховая огранка отличают лирику русской советской поэтессы Марии Петровых (1908–1979).Высоким мастерством отмечены ее переводы. Круг переведенных ею авторов чрезвычайно широк. Особые, крепкие узы связывали Марию Петровых с Арменией, с армянскими поэтами. Она — первый лауреат премии имени Егише Чаренца, заслуженный деятель культуры Армянской ССР.В сборник вошли оригинальные стихи поэтессы, ее переводы из армянской поэзии, воспоминания армянских и русских поэтов и критиков о ней. Большая часть этих материалов публикуется впервые.На обложке — портрет М. Петровых кисти М. Сарьяна.

Амо Сагиян , Владимир Григорьевич Адмони , Иоаннес Мкртичевич Иоаннисян , Мария Сергеевна Петровых , Сильва Капутикян , Эмилия Борисовна Александрова

Биографии и Мемуары / Поэзия / Стихи и поэзия / Документальное