Сварогов

   И на камне в ручейке

   Вы, подобная Камене,

   Муза с зонтиком в руке!

   И на память милой встречи

   Дмитрий взял цветочки те,

   Что ему напомнят речи

   Об искусстве, красоте...

   XV

   Впрочем, не творя кумиров,

   Все прекрасное ценя,

   Он берег меж сувениров

   Хвост любимого коня.

   Конь могучий, благородный,

   Несравненный Буцефал!

   Где погиб ты, друг безродный,

   Где ты жил и где ты пал?

   Локон женщины прелестной

   Не был Дмитрию так мил,

   Как твой хвост, товарищ честный!

   Хвост твой Дмитрий сохранил.

   Ты средь бурь и непогоды

   Был надежнее людей...

   Конь, ты редкой был породы, --

   Не изменник, не злодей!

   XVI

   Но уже играли скрипки

   И оркестра шум порой

   Покрывал, что голос гибкий,

   Вьолончели звучный строй,

   Человеческий тот голос

   Одинок был и силен.

   Словно море с ним боролось,

   И в стихии звуков он

   Выделялся бурно, страстно

   В хоре волн, громовых нот,

   В свисте флейт, где в хор согласный

   Слит с гобоем был фагот.

   Пред оркестром у барьера,

   Прислонясь, Сварогов стал.

   Перед ним -- толпа партера,

   Лож сверкающий овал.

   ХVII

   Залы пестрая громада,

   И громадна, велика,

   В ней толпа от стульев ряда

   Подымалась до райка.

   Взрыв порой рукоплесканий,

   Шум входивших на места,

   Жар от тысячи дыханий,

   Духота и теснота.

   Муравейника тревога,

   Говор, звуки и слова, --

   Дмитрий чувствовал немного,

   Что кружилась голова.

   Мнилось, в этой зале душной

   Надвигался ряд на ряд...

   Посторонний, равнодушный

   На себе ловил он взгляд.

   XVIII

   Став лицом перед толпою,

   Вспомнил он, как трудный путь

   Он пробил в ней тяжко, с бою,

   В жаркой схватке грудь на грудь.

   В вихре жизни безрассудной

   Все, что мог, отдав другим,

   Он приехал в город людный

   С кошельком совсем пустым.

   И когда б не воли сила,

   Не упрямство смелых дум, --

   В нем толпа бы раздавила

   Личность, душу, сердце, ум...

   Оступись лишь, став ошибкой,

   Ослабей, -- и смят врагом!

   Но Сварогов вскользь, с улыбкой,

   Осмотрел театр кругом.

   XIX

   В этих креслах, в ложах, в стале

   Та же пестрая толпа.

   Первый ряд, и в нем блистали

   Лысых "римлян" черепа.

   В ложе Бетси Бирюкова,

   С ней супруг, вельможный князь.

   Вот графиня Ушакова,

   Никсен Сольским занялась...

   В бельэтаже нимфы, феи...

   И голов все меньше ряд,

   А в райке совсем пигмеи

   Копошатся, говорят.

   В хрусталях дробя сиянье,

   Озаряет люстры свет

   Это пестрое собранье

   Декольте и эполет.

   XX

   Пел оркестр. Под такт мотива

   Дмитрий тихо вышел вон.

   -- Виноват! Pardon! Учтиво

   Сквозь толпу пробрался он.

   В дымном облаке "курилки"

   В тусклой зале, где буфет,

   Разговор был слышен пылкий.

   Толковали про балет.

   Два балетных журналиста,

   Стоя с рюмкой коньяка,

   Спорили весьма речисто

   Про пуанты, сталь носка...

   Возле них вел спор упрямо

   С фраком вышитый мундир.

   -- Устарел балет! но драма...

   -- Да, Шекспир!.. Ах, что Шекспир!

   XXI

   О, театр Александрийский,

   Где диктаторски царят

   Карпов, Гнедич исполинский,

   Драматургов славных ряд,

   Где Крылов венец лавровый

   Получил от мух и муз,

   Где освистан с пьесой новой

   Эхов пал, придя в конфуз, --

   Беллетрист велики Эхов,

   Наш Гюи де Мопассан,

   Что средь славы и успехов

   Получил в кредит свой сан!

   Презрим рока вероломство! --

   Оправдав надежды вдруг,

   Даст шедевр его потомство,

   Хоть не он, так сын и внук.

   XXII

   О, театр Александрийский,

   Где артистов гибнет дар,

   Где madame Неметти-Линской

   Водворен репертуар!

   Там, не слушая резонов,

   Пустячки порой играл

   Наш талантливый Сазонов,

   "Первой Мухи" генерал.

   Там, преклонных лет не выдав,

   Также Савина мила,

   И с Мичуриной Давыдов

   Не творят добра и зла.

   Там давно по воле неба

   Превосходно заменен

   Исправлявшим должность Феба

   Аполлонским--Аполлон.

   XXIII

   Драматический в столице

   Есть еще Theatre Michel.

   Там на перце и горчице

   Пьес французских вермишель.

   Хороша артистка эта,

   Хороша артистка та,

   Но едва ли нимф балета

   Превосходит Бадетта.

   Есть театр -- литературно-

   Артистический театр.

   Там Яворской плещут бурно,

   В Холмской прелесть Клеопатр.

   Там ростановская пьеса,

   В черном фраке Кор-де-Ляс,

   И Суворин гром Зевеса

   Там рукою мощной тряс.

   XXIV

   Есть легенда. По столице,

   Бросив здания фронтон,

   В театральной колеснице

   Ночью ездит Аполлон.

   Ездит Феб, зовет и свищет,

   И напрасно кличет муз,

   И напрасно драму ищет,

   Приходя совсем в конфуз.

   Наконец, сломавши спицу

   В захромавшем колесе,

   Он сажает в колесницу

   Отеро в нагой красе.

   -- Что ж! Не муза -- все же дама!

   Говорит, смеясь, плут он

   И к Кюба увозит прямо

   Прозерпину, как Плутон.

   XXV

   Нашу оперу ценю я.

   Вот Чернов де Корневилль,

   Вот и Долина -- статуя...

   Кто с ней? Тартаков, не вы ль,

   Наш певец ерусалимский?

   Но, хваленье небесам,

   Корсаков наш -- прямо Римский,

   А Кюи -- тот Цезарь сам!

   Вдохновенные кучкисты

   Совершили ряд побед,

   Наши дивы голосисты,

   И в певцах не вижу бед.

   Будем петь, пока поется!

   У меня же скверный слух

   И нередко мне сдается

   Вместо Фигнера -- петух!

   XXVI

   О, Медея! Всех растрогав,

   Пой под звуки лир, цевниц!..

   Пение любил Сварогов

   И особенно -- певиц.

   Нравились ему дуэты.

   Говорил шутливо он:

   "Если бы морально это,

   Я б хотел иметь двух жен.

   Двух: контральто и сопрано,

   И, конечно, в цвете лет.

   Хорошо под фортепьяно

   Слушать дома их дуэт.

   Та блондинка, та брюнетка,

   Роль Амнерис и Аид...

   Но концерт такой нередко

   Для семьи -- совсем Аид!

   XXVII

   Но в театр вернемся. В позе

   Скучной Дмитрий там стоял,

   И гремел в апофеозе

   Заключительный финал.

   Дмитрий уж одеться вышел,

   Вдруг, настигнутый судьбой,

   Быстрые шаги услышал