Свет Азии

И вечность прозрел пред собой.

Что разума сила постигнуть не властна,

Постиг он всезрящей душой.

Увидел, как циклами время вращалось:

В больших циклах меньшие шли;

Как всё, что являлось, затем растворялось,

Как тело вселенной степенно менялось,

Как формы, возникнув, ушли.

Всё это объял пониманием Владыка,

Что нам недоступно понять,

Настолько стремленье в нём было велико

Страдание смертных унять.

Он мог сосчитать капли Ганги с истока

До самого устья легко.

Не стало преград для духовного ока,

Что видит всю суть глубоко.

Он духом постиг недоступное взорам,

Постиг, как в лучах бытия

Возникла из тьмы гармоническим хором

Миров многоликих семья.

Носясь в океане лазури предвечной,

Он видел ту Волю во всём,

Которая весь этот мир бесконечный

Ведёт благодатным путём,

Ту Волю, которой всё дивно-покорно,

Всё, даже и сонмы богов,

Которая всё разрешает бесспорно

И всё создаёт, и бросает, как зёрна,

В пространство мирьяды миров;

Ту Высшую Власть, что везде созидая,

Всё рушит, чтоб снова создать,

Незримо повсюду и всем управляя,

Несёт в тленный мир благодать,

События каждые к пользе всех сводит,

Все формы ведёт к красоте,

Суждения к истине плавно подводит,

Мечтающих движет к мечте.

Препятствий могучая Воля не знает,

Отняв что-то, дарит взамен,

И лучшим хорошее в срок заменяет,

Вращая спираль перемен.

Во благе живут те, кто Власти сей служат,

Во зле — кто противятся ей,

И участь свою те и эти заслужат

В потоке связующем дней.

Червяк, кто ползёт, как положено роду,

И сокол, кто с жертвой летит,

Полезны по-своему, следуя своду

Законов, творящих магнит.

Всё в мире друг к другу всегда тяготеет,

Всё связано узой родства:

Со звёздами капля труд общий имеет,

Сверкая красой естества.

И тот человек, кто всем сердцем желает

Собратьям своим помогать,

Живёт лишь для смерти, на миг умирает,

Чтоб жизнь лучше прежней принять.

Когда же четвёртая стража настала,

Он тайну страданья познал,

Одна «благородная истина» стала

Началом других трёх начал.

Так первой открылась ему Дуккха-Сатья,

Святейшая истин святых:

За жизнью повсюду блуждают проклятья

Страданий и горя земных.

Страдания эти разрушить лишь можно,

Разрушивши мир с бытиём,

С рожденьем, с любовью, со всем, что тревожно

Нас жжёт без пощады огнём.

Оставить всё то, что на миг преходяще:

Любовь, отвращение, боль, –

И то, что нам кажется в ней всего слаще,

И то, что даёт вкус и соль.

Рождение, рост, увядание — это

Авидья, невежество, ложь.

Что жизнь как не память о песне, что спета?

Реальность — пока лишь поёшь.

Но тот, кто познал всю тщету обольщенья,

Познал, что оно западня,

То что ему жизнь и её вожделенья?

Он только заботится, как без мученья

От жизни избавить себя.

Печальный восторг и услада печали –

Ловушка не видящим суть,

Самскара, которую все избегали,

Кто глубже решил заглянуть.

Такие увидели, что заблужденье

Всецело владеет умом,

Оно поражает Виджняну — стремленье

Всему дать оценку кругом.

Слепое движенье ума увлекает

Материю возле себя

И формы обманные тем воплощает,

Свой плод — Намарупу — любя.

Так чувства рождаются мало-помалу,

Приятны иль нет — всё обман;

Ведана в себе заключает начало

Желаний и грёз океан.

И смертный по мутным волнам океана,

С палящею жаждой в груди,

Как утлый челнок властью сил урагана,

Несётся на смерть впереди.

Напрасно пытается влагой солёной

Он жажду свою утолить:

Чем более пьёт он, больной, истомлённый,

Тем более хочется пить.

Так, чувствами жизнь насыщая, терзает

Нас Тришна — желания мать,

От берега снова в пучину бросает,

Мешая к причалу пристать.

Богатство, почёт, сластолюбие, слава,

Гнев, гордость, любовь, красота,

В мишурных одеждах кружась величаво,

Как призрак манят, как мечта.

Но мудрый не станет гоняться за тенью,

В душе просветлённой своей

Не даст он созреть роковому влечению

И гасит порывы страстей.

Душа, усмирённая волей, не просит

Пустых, мимолётных утех,

И кротко глухую борьбу переносит,

Как прошлым навязанный грех.

И страсти стихают и гибнут… Тогда-то

«Я», подвигов светлых итог,

Становится чисто, безгрешно, и свято,

И чуждо житейских тревог.

Тогда ему поисков счастья не надо,

Очищена кармы стезя,

Свободна от мук, и тлетворному яду

Проникнуть от плоти нельзя.

Душа неподвластна греху и здорова,

Свободна от тяжких оков…

Теперь она выше страданья земного,

Счастливей царей и богов.

Ей больше не нужно ни места, ни тела,

Она, завершая свой путь,

Всех скандх притяжение уж одолела

И в плоть её вновь не вернуть.

Неймёт над ней власти уже Упадана –

Привязанность стала чужда;

И Бхава, и Джати, и Джара-Марана

Утихли, в них спала нужда.

Желание жить в бесконечном тумане

Смолкает, и жизнь, как во сне,

Проходит без жизни, в блаженной нирване,

В покое, в святой тишине.

Как только лишь звёздочки ночь погасила,

Зажглась на востоке заря,

Так алое утро земле возвестило

О славной победе царя.

Светлел небосклон, и пурпурное пламя

Росло и росло в небесах,

Как будто вдали развевалося знамя

В торжественно-светлых лучах.

И горы, обвитые ночью в туманы,

Всех раньше увидели свет

И, пурпуром нежным его осияны,

Светились, как нежный привет.

Почувствовав тёплого утра дыханье,

Раскрыли цветы лепестки,

И тихо прошло золотое сиянье

По сонному лону реки.

И слёзы исчезнувшей ночи сверкнули

Алмазом во влажной траве;