Свет на исходе дня

— О чем речь, конечно, — улыбнулся Вербин. Он представил ее в одежде горожанок своего круга и решил, что она действительно мало кому уступит.

— Я скажу, ты не сердись, Алеша… Не будет тебе счастья, — неожиданно произнесла Варвара.

— Почему же? — Вербин почувствовал, как холод коснулся груди.

— Не любишь ты никого. Не умеешь. Надобно все сердце без оглядки отдать, а ты не можешь.

Он медленно осознавал, что так оно, пожалуй, и есть.

Варвара поигрывала стебельком, грызла его, ожидая от Вербина каких-то слов, но он ничего не сказал.

— Может, и вправду в городе встретимся, — сказала Варвара и пошла прочь.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

1. В августе заметно остудились ночи. Днем пригревало солнце, после полудня могло припечь, но уже на закате пар дыхания становился явным.

После отъезда Родионова Вербин в колонне ничего не менял, но понимал, что долго так не протянется. Вскоре его вызвал на связь управляющий трестом. Было ясно, что время упущено, лето кончается, и все же трест предложил начать работу на Марвинском болоте.

— Сейчас? — переспросил Вербин. — Надо закончить в пойме, раз уж там начали. Осень на носу.

— Правильно. Вот поэтому мы и должны на зиму иметь на Марвинском болоте хоть какой-то задел, — сказал управляющий.

— Я думаю, лучше оставить как есть. План года мы выполним в пойме. А весной…

— До весны это болото могут у нас отобрать!

— Но бросать работу в разгаре и переходить на новое место…

— А зачем бросать? — перебил его управляющий. — Не надо. Продолжайте работу в пойме. А на Марвинском болоте только начните, переведите одну-две бригады…

— Население против. Могут быть осложнения.

— А мы теперь будем умнее. Переходите медленно, тихо… не дразните гусей. Мало-помалу, без лишнего шума…

— А если пересмотрят проект?

— Мы должны опередить!

— Нас остановят.

— Это не так просто тогда. По крайней мере труднее, чем сейчас, Алексей Михайлович, в ближайшее время мы вам пришлем замену.

— Поскорее, пожалуйста, — попросил Вербин.

— Да, да, я помню, до связи, — закончил управляющий, и Вербин отдал трубку радисту.

На следующее утро Вербин отправил на Марвинское болото геодезиста и одного рабочего с рейкой. Формально он выполнял приказ, на самом деле это ничего не значило, потому что вся работа продолжалась в пойме.

После Успения, поделившего август надвое, шестнадцатого числа, когда баба Стеша разговелась с окончанием поста, ночь выдалась особенно холодной. В доме топилась печь, горячий воздух плотно заполнил горницу, нечем было дышать; Вербин набросил длинную старую кавалерийскую шинель и вышел во двор; в горло хлынул холодный воздух.

Был поздний вечер. На светлом высоком небе были видны редкие бледные звезды, неподвижный, чистый, прозрачный холод наполнил все пространство до края земли. Необычная ясность и стынь были как бы особыми признаками этой ночи: малейший звук явственно долетел издали, каждый шорох отчетливо был слышен, любой огонек был виден отовсюду, не измененный расстоянием.

Это была странная ночь. Она отличалась холодом и содержала в себе такую незамутненную даль и ясность, что приобретала особый смысл и значение и как бы заведомо предназначалась чему-то. Ночь уже не могла быть обычной ночью, это был чей-то умысел.

Вербин увидел, как в темном окне соседнего дома возник тусклый колеблющийся свет. Держа свечу, в окне появилась Аглая; какое-то время она неподвижно стояла, невидяще глядя наружу, потом вслепую поманила кого-то рукой. Вербин понял, она зовет его. Она не могла его видеть, он понимал, и все же она позвала, будто твердо знала, что он здесь стоит.

Аглая встретила его в дверях, посветила ему и закрыла за ним дверь на засов. Даже при свече было видно, как запали ее глаза, как побледнело и заострилось лицо. В тишине было слышно ее хриплое дыхание.

Она ничего не спросила, даже не упрекнула его за долгое отсутствие.

— Времени нет, — сказала она и как бы отвергла все лишнее. — Подними, — она указала на крышку стоявшего у стены сундука.

Вербин поднял тяжелую крышку, увидел сложенное стопкой чистое белье, несколько старых тетрадей и книг.

— Это тебе, после посмотришь, — произнесла она с одышкой. — Мало у нас времени, надобно больше, а ты и раньше не больно усердствовал. Да ладно, теперь словами не поможешь. — Жестом она усадила его на скамью. — Запомни: силу свою употреблять можно каждую ночь, а лучше с пятницы на субботу, как сегодня. Да браться надо с желанием, всем сердцем, с жаром, а не то не получится. Смотри, кладу терлич, руту, шалфей, — горстями она стала брать со стола травы и бросать в горшок с водой. — Поставь на огонь, пусть закипят.

Слабое пламя свечи освещало стол с разложенными на нем пучками трав, кореньев, плошками, пузырьками, горшочками и бутылками.