Свет на исходе дня

— Надобно смешать волчий жир да растереть с ним по ломтику мясо змеи, ежа, лисицы, трав с корнями, помет ворон, добавить крови летучей мыши да чуток людской крови. Не пугайся, самую малость.

— Где ж все это взять? — насмешливо спросил Вербин.

— Добудешь, коли надобность будет. Как намажешься да разотрешь усердно, так следует выпить варево из терлич-травы, с огня прямо.

— А третья мазь?

— Взять мозг кошки да настоять на крепком вине. После мешаешь с красавкой, называемой также волчьей ягодой или огурником. Пить следует отвар трех трав — терлича, шалфея, руты. Начинай…

— Голова болит, — пожаловался Вербин.

— С непривычки. Пообвыкнешь.

— Вряд ли, — усмехнулся Вербин.

— Не тяни, времени у нас нет, — хмуро сказала Аглая.

— Обещали — сквозь стену пройду, я уж и поверил, — засмеялся он. — А на деле… Обычные галлюцинации.

— Ну, ты меня не стыди! — рассердилась Аглая. — Молод со мной насмешничать! Говори толком да не ерничай!

— Ох, как вы со мной строго, — улыбнулся Вербин. — Это все кажется только. Галлюцинации.

— Не знаю такого слова. Язык блудлив.

— Вы не знаете, я знаю, — заметил он снисходительно.

Лицо Аглаи потемнело от гнева, но она сдержалась.

— Ты, видно, помыкать мной вздумал, — сказала она сухо и надменно. — Мол, довольно, надоела. Ну, так вот что я тебе скажу: не заносись! Я хоть и хвора, а силы своей не лишилась. Ты вершки узнал, а я жизнь прожила. Да и то сказать: что узнал, то ты от меня узнал, не забывай. Осерчаю — ты мне хуже врага будешь, всем сердцем на тебя восстану. — Она умолкла и перевела дыхание. Потом собралась с силами и продолжала: — Одно тебе скажу — мы с тобой одной веревкой повязаны. Я уйду, ты останешься.

— Я?! Вместо вас?! — спросил он пораженно.

— Молчи! Никто тебя не неволил, сам взялся. Теперь поздно отпираться да отлынивать. Ежели подумаешь, что тебе мое умение ни к чему, оплошаешь, жизнь добром не пройти, бока обомнут. А тут тебе сила в руки идет. — Она помолчала. — Я твои мысли знаю, ты от меня отмахнуться поскорее хочешь, мол, не чета вам, темным, все науки прошел. Верно, прошел. Умен да насмешлив, да знаешь много — здешним неровня. Да ты не думай, что умение мое только здесь к месту, — здесь для него пустяки одни. Может, в городской жизни оно пуще здешнего впору придется. Тут-то жизнь простая, а там толчея, всяк бежит, кто кого обойдет. Вот там умение мое впрок и пойдет. Не сейчас, так после, враги всегда найдутся. Вот ты думаешь: «На кой оно мне?» — а случай представится, помяни меня. Обидчик хитер, а ты сильнее. Что ж, уметь, да втуне держать? Силу иметь, да не употребить? Тут-то тебе моя наука и сгодится. А после и вовсе обвыкнешь. В жизни первый тот, кто сильней, а пошто не ты? Отчего чужой верх? Нет, пусть твой. Злости в тебе маловато, да злость не богатство, нажить легко.

— Ничего себе история! — засмеялся Вербин. — Я — в роли Фауста.

— Я открыто с тобой говорю. Мне знать надобно, что передала я. Коли откажешься, я тебя из могилы достану. Вся твоя жизнь прахом пойдет.

Через стол она смотрела в упор — глаза в глаза. Он подумал, что дело зашло слишком далеко. С самого начала он был убежден, что пройдет мимо, позабавившись на ходу, — была игра, редкая забава, в любую секунду он мог отстраниться, шагнуть в сторону, и вдруг незаметно и неожиданно открылось: нужно платить.

Она смотрела в упор и ждала ответа.

— Но… это же нелепо… — Он с сожалением усмехнулся. — Представьте, я — и вдруг… — Он посмотрел на нее и добавил с досадой: — Если б я мог вам объяснить… Но вы сами подумайте, насколько все это нелепо! Было мне интересно, не спорю, в наше время редкость все-таки, я потому и стал к вам ходить, но требовать от меня чего-то, какие-то обязательства… нет, чушь!

— Говоришь, интерес был? — спросила Аглая.

— Был, я не скрываю.

— Умел брать, умей и платить. Нынче много таких развелось — брать берут, а платить не хотят. Это тебе не забава. Думаешь, поиграл походя — и поминай, как звали? Славно дело, узнал, что людям знать не положено, да и пошел себе легким шагом! Не будет так!

— Поздно, пожалуй, в другой раз поговорим. — Вербин встал.

С Аглаей что-то произошло: она прикрыла глаза, лицо ее стало белым, застыло неподвижно и помертвело как бы.

— Что с вами? — спросил Вербин.

Она, как непосильную тяжесть, подняла веки и сказала отчужденно:

— Другого раза не будет.

— Что-то мрачные мысли вас посещают, — улыбнулся Вербин.

— Я знаю, — произнесла она глухо. — Книги да тетради в сундуке я тебе оставляю, возьмешь после. Не болтай, чужим на глаза не показывай, держи в сохранности, ценность редкая. Сам когда-нибудь передашь надежно. Ежели не передать, муку сулят, уговор издавна такой идет. Да помни, я тебя не отпущу, не надейся, ты теперь наш, — повторила Аглая вслед. — Не захочешь, под белы руки поведут. Я тебя не оставлю.