Свет на исходе дня

В комнате было тепло, дети спали, разметавшись во сне. Она стояла над ними, согреваясь после ночного холода, смотрела на них, медленно оттаивала.

Где-то вдали, у самого озера, горел и отражался в воде ночной костер.

1967

ВОСЕМЬ ШАГОВ ПО ПРЯМОЙ

Когда он вышел, они еще стояли. Они поджидали его с восьми часов, а сейчас было около десяти. Высокий грел дыханием пальцы, а тот, что был пониже, пританцовывал, держа руки в карманах.

Они прятались от ветра у гаражной стены, за длинным рядом осыпающихся деревьев, лица их покраснели от холода; должно быть, они потеряли надежду и уже не ждали его, а стояли просто так, не решаясь уйти.

Соседи, конечно, заметили их, слишком явно они торчали под окнами, мозолили всем глаза.

В доме жили серьезные, деловые люди, ходившие каждый день на службу, им невдомек было, что можно праздно торчать под чужими окнами; кое-кто, он чувствовал, считал и его бездельником.

При случае соседи не прочь были похвастать, что он живет здесь в доме, в парадном, на этаже — но временами он чувствовал их иронию и снисходительность: «Было у отца три сына, двое умных, а третий спортсмен».

Где-то шла у них своя жизнь, он угадывал смутно, в институтах, в министерствах, в лабораториях, в конструкторских бюро — ну да ладно, бог с ними, ему до них дела нет. Все чаще в последнее время он испытывал непонятное раздражение и какую-то странную усталость, хотя мышцы не подводили и сердце работало как мотор.

Он давно уже привык к таким парням и мальчишкам, поджидающим его в разных местах. У дома его поджидали не часто, но бывало. Адрес узнавали разными путями, обычно через адресный стол, нужны лишь фамилия, имя, отчество и возраст, но многие знали даже его рост и вес. Цифры были как будто важными показателями урожая или добычи полезных ископаемых, ими гордились и часто повторяли в печати и в репортажах по телевидению.

Когда он вышел, они растерялись. Маленький увидел его первым и толкнул высокого в бок. Они отклеились от стены и испуганно таращили на него глаза, — Рогов увидел, как они замерзли.

По такой погоде они были одеты слишком легко. Расклешенные брюки, истоптанные каблуками, одинаковые дешевые куртки с блестящими пуговицами, но высокий из своей вырос, и его голые тонкие руки торчали из рукавов.

Маленький был смуглым, черноглазым, черными были у него и густые волосы, а на лице пробивался темный пух. Рядом с ним высокий казался светлее, чем был на самом деле, узкие плечи и длинные светлые волосы делали его похожим на переодетую девушку.

Порыв ветра сорвал горсть листьев, а те, что лежали на земле, смахнул и погнал вдоль стены; на ветру мальчишки казались совсем беззащитными.

Все утро они торчали напротив дома, шарили глазами по окнам, переговаривались, иногда толкались и подпрыгивали на месте, чтобы согреться, но сразу замирали, когда открывалась дверь.

На него часто пялились на улице и в магазинах, и даже в других городах: знакомое лицо, люди напрягали память. Ах, телевидение, услада зимних вечеров, вся страна у экрана, а операторы так любят крупный план, когда человек сидит на скамеечке для штрафников; он посиживал не очень часто, но и не редко — не чурался.

Юнцы смотрели на Рогова, будто не верили глазам. «Сейчас автограф попросят», — подумал Рогов. Обычно он молча расписывался, не глядя в лица, он считал это никчемным, но неизбежным занятием и покорился раз и навсегда — расписывался и шагал дальше.

Мальчишки напряженно за ним следили. Он снял замок, распахнул ворота, выехал из гаража и остановился — они смотрели издали и не подходили.

«Странные какие-то, — подумал Рогов. — Провинциалы. Когда-то и я был таким».

На ветру они выглядели ужасно сиротливо: маленькие дети, оставшиеся без взрослых; губы у них были совсем синими.

Рогов тронул машину с места, мелькнули их напряженные лица, мелькнули и исчезли; в зеркало он видел, как они неподвижно смотрят вслед.

Машина проехала вдоль десятка гаражных ворот, неожиданно остановилась и покатила назад. Мальчишки смотрели все так же напряженно и серьезно.

Рогов открыл заднюю дверцу.

— Залезайте. — Они не двинулись, вроде и не слышали, и смотрели, как прежде, с напряженным вниманием. — Залезайте, кому говорю! — нетерпеливо повторил Рогов. — Машину выстудите.

— Кто? Мы? — спросил высокий, не веря ушам, а маленький испуганно оглянулся — нет ли еще кого.

— Вы, вы! Кто еще?!

Мгновение они не верили себе, потом робко залезли, осторожно сели на заднее сиденье и сидели не дыша; высокий три раза хлопнул дверцей, но так и не смог закрыть, Рогов перегнулся через спинку и захлопнул.

Машина уже шла по улице, а они все еще не знали, что произошло, и не решались шевелиться. Он и сам не знал, что произошло.

— Продрогли? — спросил Рогов.

Оба кивнули и вместе, одним дыханием, по-деревенски ответили:

— Ага…

— Откуда вы?

Высокий помялся и сказал:

— Мы за городом живем…

— Сколько ж вы сюда добирались?

— Два часа.

— А встали когда?

— В четыре.

«В четыре мороз будь здоров», — подумал Рогов и в зеркало посмотрел на их одежду:

— Курточки ваши на рыбьем меху?

Они смущенно улыбнулись, еле-еле, одними губами.