Свет на исходе дня

— Леша, ты только не обижайся, — сказал Федор. — Нам с тобой делить нечего. Вкалывали вместе, в шайбу играли и вообще. И разговор у нас свойский, без обиды…

Миша выжал в стаканы грелку, свернул ее и спрятал.

— Леша, а играть думаешь долго? — спросил Степан.

Рогов молча сделал неопределенный жест — мол, кто знает.

— Леша, а что потом?

Вопрос повис в воздухе, Рогов не ответил. В молчании они взяли стаканы.

— Братцы!.. — опешил вдруг Миша, озираясь. Все трое с недоумением смотрели по сторонам.

Они стояли в центре немого и неподвижного людского круга, зрители пялили глаза. Рогов поморщился от досады?

— Пошли отсюда, — сказал он раздраженно, и они стали продираться сквозь толпу.

— Ну, ты прямо народный артист, — засмеялся Федор, когда выбрались из толчеи.

Они вышли на перрон, к платформе подавали состав, мимо ползли вагоны.

— Ну как, Леша, назад возвращаться не думаешь? — с усмешкой спросил Федор.

— Да знаешь… — Рогов развел руками, — я уж, наверное, отрезанный ломоть.

— Смотри… — Степан пожал ему руку. — Бывай.

Миша и Федор тоже пожали ему руку, взяли чемоданы и сетки и пошли вдоль поезда; Рогов смотрел им вслед. Черные старомодные пальто, кепки, авоськи с апельсинами, потертые прямоугольные чемоданы, — Рогов смотрел с сожалением, словно терял что-то свое, верное — навсегда. Он резко повернулся, стремительно прошел сквозь толпу, рослый, в распахнутом светлом плаще. Он подошел к телефону, позвонил, но ему не ответили, и он быстро направился к выходу. Наперерез ему кинулись двое мальчишек, но он не заметил их, прошел мимо и сел в машину.

У катка кучками стояли болельщики. Это было их постоянное место, да еще у касс на улице. В любую погоду они толпились здесь и спорили. Когда он вылез из машины, все, как по команде, повернулись и без смущения уставились на него в упор.

— Молодец, Рог, в субботу хорошо бодался, — сказал кто-то.

Он привык не обращать внимания, когда его вот так разглядывали и когда отпускали реплики, хотя после неудачных игр реплики бывали обидными и первое время ему стоило труда пропускать их мимо ушей, но потом он понял раз и навсегда, что всем всего не объяснишь; к счастью, плохие игры случались редко.

Вдруг он снова увидел мальчишек. Дул пронизывающий ветер, они поворачивались к нему то боком, то спиной и, как раньше, выглядели неприкаянными.

«Опять они», — подумал Рогов, но не удивился.

Он давно не удивлялся: все, казалось, видел, ко всему привык.

Когда все тебя знают и ты объездил весь мир, столько всего видел и испытал, и привык глушить в себе страх и боль, и смотреть в глаза противнику, который тоже парень не промах, и столько всего пережито — счастья и отчаяния, — чем еще тебя удивить?

Вот только какая-то глухая усталость, но не в теле, не в мышцах, а так, внутри, непонятно где, в мыслях, что ли…

Он замедлил шаг, раздвинул толпу и приблизился к мальчишкам.

— Опять вы? — недовольно спросил он. — Времени свободного много? — Они молча потупились. — Почему бездельничаете?

— У нас отгул, — понуро ответил маленький.

— Отгул за прогул?! Знаю я таких!

— Нет, у нас правда отгул, — сказал высокий. — Мы не врем.

— А если отгул? Делать больше нечего?! — спросил Рогов. Мальчишки молчали. — Я спрашиваю: нечего?

— Есть, — сглотнув слюну, тихо произнес высокий.

— Ну и займитесь! Хоть польза будет! — Рогов повернулся и направился к двери. Они стояли, словно побитые. Он прошел несколько шагов и обернулся: — Ладно, пошли…

Они недоверчиво переглянулись и стояли нерешительно, не зная, что делать.

— Да идите же! — прикрикнул на них Рогов, и они кинулись за ним.

Болельщики смотрели с интересом.

— Может, и нас возьмешь? — спросил кто-то из них. Вахтер протянул Рогову ключ от раздевалки и бдительно перекрыл дорогу мальчишкам.

— Со мной, — сказал Рогов.

Он снял трубку телефона, набрал номер и подождал — никто не ответил.

Втроем они прошли по коридору, Рогов открыл дверь, мальчишки осторожно вошли в раздевалку и стали озираться. Они стояли, как богомольцы в знаменитом храме, — едва дыша. Рогов повесил плащ и стал раздеваться. Он любил приехать раньше всех и сосредоточенно, без спешки, переодеться.

Рогов медленно зашнуровал панцирь, аккуратно приладил пластмассовые щитки. Идти на лед не хотелось. Он давно уже шел на лед, как ходят на давнюю, привычную работу.

Дверь распахнулась от удара, ворвался Пашка Грунин, весельчак и балагур, самый быстрый нападающий в команде.

— Привет! — крикнул он живо и осекся. Потом поморгал, дурачась. — У нас пополнение?

— Привел двух игроков, — ответил Рогов.

— Вот это удача, повезло команде! Согласитесь за нас играть?

Они ошалело молчали.

— Не хотят, — сокрушился Грунин.

— Брось, — улыбнулся Рогов.

— Вы где раньше играли? «Монреаль канадиенс»?

Маленький пробормотал:

— Мы сами…

— Самородки? Тоже неплохо. Технику свою покажете?

— Какую? — растерянно спросил высокий.

— Не хотят. Да они совсем профессионалы!

— Кончай, — сказал Рогов, но сам не мог удержаться от смеха.

— Нет, Алексей, ты как знаешь, а я хочу расти. Не могу я упустить такую возможность. — Грунин выскочил в дверь и вернулся с двумя парами коньков. — Примерьте…