Читаем Свет на исходе дня полностью

— Извините, вы не знаете… — рассеянно обратился он к Бочарову, который шел первым, а потом заметил идущего следом Вербина, и его озабоченное лицо оживилось. — Алексей Михайлович, а я вас везде спрашиваю… — Он застенчиво улыбнулся. — Нам договориться надо…

— О чем? — неохотно спросил Вербин. Он знал, что бессмысленно срывать злость на Родионове, но все же выходило, что причина поездки в нем, и досада сама собой обращалась на него. Родионов это понимал, на лице его держалось выражение неловкости и вины.

— Вы ушли, а меня еще оставили. — Он нерешительно помялся и добавил: — Для разговора.

— Высокого? — со значением спросил Бочаров.

— Да уж выше некуда, — покивал Родионов и улыбнулся, как бы извиняясь, что докучает пустяками. — Дали мне прикурить.

— А вы некурящий? — поинтересовался Бочаров, и Родионов мгновение стоял в замешательстве, а потом понял и улыбнулся простодушно, но с горечью:

— Тут кури не кури, от кого хочешь дым пойдет.

— Что вы хотели мне сказать? — спросил Вербин, словно отвергая весь этот необязательный разговор.

— Я… мы, наверное, вместе поедем? — спросил Родионов. — Если да, я билеты возьму. Обычно я в общем еду, пассажирский пятьсот веселый. У каждого столба останавливается.

— Лучше в купейном, — сказал Вербин и достал деньги. — Хватит?

— Хватит. Я еще хотел вам сказать… — Родионов нерешительно глянул на Вербина. — У нас там сыро… Лес, болото… Вы насчет одежды позаботьтесь. Чтоб не зябнуть. Сапоги мы вам подберем.

— Спасибо, — кивнул Вербин. Он подумал, что Родионов искал его всюду, чтобы предупредить об одежде, и в нем на секунду шевельнулась симпатия к этому низкорослому невзрачному человеку с редкими волосами и застенчивым, добрым лицом, но общая досада, что надо ехать, была сильнее, и он тут же забыл это мимолетное чувство. Он только заметил, как внимательно смотрит на Родионова Бочаров. — Встретимся на вокзале, — сказал Вербин. — Во сколько поезд?

— Двадцать два пятнадцать. В ночь.

— Хорошо, в десять у расписания, — сказал Вербин, и они с Бочаровым двинулись дальше.


3. Под вечер Бочаров раздобыл все, в чем, по его мнению, нуждался Вербин, набил рюкзак, бросил его в багажник машины и сел за руль. Вербин сел рядом.

Они ехали по городу. Кончился рабочий день, из присутственных зданий торопливо выходили служащие, многолюдно было на остановках, в магазинах, возле уличных лотков и киосков. За домами садилось солнце, крыши были окрашены медью, и медью горели окна, обращенные на закат. Повсюду царило предвечернее городское возбуждение, живая, пестрая, разноликая толпа текла по улицам.

Бочаров затормозил у перехода, мостовую тотчас запрудили пешеходы, перед машиной то и дело появлялись длинноногие, торопливые, стройные девушки — в одиночку, парами, стайками, — возникали и тут же исчезали в людском водовороте. Одна прошла совсем рядом, глянула весело в ветровое стекло, улыбнулась и канула навсегда. Они оба проводили ее глазами и оба на миг почувствовали горечь утраты.

— Хороша, — с сожалением улыбнулся Бочаров. — Вот поедешь на свое болото, будешь вспоминать.

Вербин покивал, соглашаясь. Они ехали по оживленным, переполненным улицам, на которых вместе с солнцем угасал день и начинался долгий светлый, теплый вечер, наполненный неповторимым сладко-горьким весенним томлением. Они ехали мимо витрин, афиш, вывесок, реклам — кто-то разматывал с двух сторон бесконечное пестрое, яркое полотно.

— Как ты думаешь, Родионов прав? — неожиданно спросил Бочаров. Он свернул на соседнюю улицу и увеличил скорость.

— Не знаю. Честно говоря, мне безразлично, — ответил Вербин и добавил: — Не гони так.

— А если он прав?

— Ну и что? Знаешь, я читал, немцы ориентируют дренажный экскаватор по лазеру. Не надо ни вешек, ни людей — луч ведет, — сказал Вербин и рассердился. — Да не гони так!

— А-а, все равно, — махнул рукой Бочаров, но скорость сбавил. — Уныло мы живем, Алеша. — Он поморщился с огорчением. — Ни соли, ни перца. Диетическая жизнь. Поступков нет. А вот Родионов взял и совершил поступок. Хотя и глупый. Потому что ничего не даст. Приедешь ты, и все пойдет своим чередом. А не ты, другой кто-нибудь.

Они подъехали к дому Вербина и остановились, Бочаров вынул из багажника рюкзак.

— А вообще я б с тобой не прочь, — сказал он.

— Это от меня не зависит, — улыбнулся Вербин.

— Да… А что от нас зависит?

— Но ведь ты программист, твое дело — машина.

— Мне, Алеша, хоть раз охота… ну… на всю катушку. В полный накал. Любить, ненавидеть, драться… Чтоб дух забило. — Он усмехнулся. — А вместо того я поеду с женой на машине в Крым. В море купаться. — Он сел в машину и захлопнул дверцу. — Привет!

Машина рванулась с места и стремглав унеслась.

Впоследствии Вербин пристально всматривался в прошлое, напряженно вспоминал эти секунды, с пристрастием процеживал их сквозь память, перебирал, рассматривал придирчиво в поисках хоть какого-то скрытого знака, невнятной приметы того, что произошло после. Но даже спустя время, когда он уже все знал, при взгляде назад прощание оставалось будничным и обыденным, и даже воспоминания ничем не наполняли эту минуту.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Ошибка резидента
Ошибка резидента

В известном приключенческом цикле о резиденте увлекательно рассказано о работе советских контрразведчиков, о которой авторы знали не понаслышке. Разоблачение сети агентов иностранной разведки – вот цель описанных в повестях операций советских спецслужб. Действие происходит на территории нашей страны и в зарубежных государствах. Преданность и истинная честь – важнейшие черты главного героя, одновременно в судьбе героя раскрыта драматичность судьбы русского человека, лишенного родины. Очень правдоподобно, реалистично и без пафоса изображена работа сотрудников КГБ СССР. По произведениям О. Шмелева, В. Востокова сняты полюбившиеся зрителям фильмы «Ошибка резидента», «Судьба резидента», «Возвращение резидента», «Конец операции «Резидент» с незабываемым Г. Жженовым в главной роли.

Владимир Владимирович Востоков , Олег Михайлович Шмелев

Советская классическая проза
Белые одежды
Белые одежды

Остросюжетное произведение, основанное на документальном повествовании о противоборстве в советской науке 1940–1950-х годов истинных ученых-генетиков с невежественными конъюнктурщиками — сторонниками «академика-агронома» Т. Д. Лысенко, уверявшего, что при должном уходе из ржи может вырасти пшеница; о том, как первые в атмосфере полного господства вторых и с неожиданной поддержкой отдельных представителей разных социальных слоев продолжают тайком свои опыты, надев вынужденную личину конформизма и тем самым объяснив феномен тотального лицемерия, «двойного» бытия людей советского социума.За этот роман в 1988 году писатель был удостоен Государственной премии СССР.

Владимир Дмитриевич Дудинцев , Джеймс Брэнч Кейбелл , Дэвид Кудлер

Фантастика / Проза / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Фэнтези