Свет на исходе дня

— Нет, — с улыбкой покачал головой Родионов и охотно сообщил: — Нам еще добираться. Марвинское болото, может, слыхали?

— Нет, — ответила девушка. — Разве на болоте можно жить?

— А разве нет? — с какой-то хитростью посмотрел на нее Родионов.

— Болото все-таки… трясина…

— Вот вам общее заблуждение, — улыбаясь, посмотрел Родионов на Вербина, словно призывая его в свидетели, потом ответил девушке: — Не всякое болото трясина.

— Но… ведь их сушат, — неуверенно сказала девушка.

— Сушат, на то и мелиорация. Но только не любое: болото болоту рознь.

— Да какая рознь! Топь — она и есть топь! — вмешался с непонятным раздражением старик. — А в старину говорили — хлябь!

Родионов посмотрел на него и перевел внимательный взгляд на Вербина.

— Алексей Михайлович, а вы как считаете, все болота надо осушать?

Вербин молчал. Родионов не отводил глаз и ждал.

— Мне бы ваши заботы, — усмехнулся Вербин и вышел в коридор. Здесь тускло горело ночное дежурное освещение, стоял полумрак, светлая мгла за окном не казалась сплошной.

У соседнего окна стояла молодая женщина. Вербин украдкой рассматривал ее, из открытой двери купе доносился голос Родионова:

— Есть великое множество всяких болот. И все они разные. А если делить грубо, то их два вида — низинные и верховые.

Вербин с досадой оглянулся назад, словно намеревался выключить докучливый источник звука. Женщина задумчиво и неподвижно смотрела в окно. Он видел нежный профиль, размытый полумраком, были в этой женщине тайна, печаль, загадка, а может, так только казалось — ночью, в слабом свете вагонного коридора. Она почувствовала взгляд и повернула голову, Вербин отвел глаза.

Сзади навязчиво звучал увлеченный голос Родионова:

— Низинные болота в основном бывают в поймах рек, а верховые на водоразделах. И нет между ними ничего общего. Никакого сходства. Вот низинные-то и надо осушать. А верховые — ни в коем случае, большой вред может получиться. Они и реки питают, и влагу земле дают, людям ягоды всякие, а зверью пропитание… И никакая это не трясина.

— А ваше болото какое? — спросила девушка.

— В том-то и дело, что верховое! — воскликнул Родионов. — И должен вам сказать… — продолжал он, но в это время Вербин протянул руку и закрыл дверь.

Женщина и Вербин стояли у соседних окон; наверное, снаружи они выглядели словно портреты в рамках. Они не были знакомы и не обмолвились и словом, но уже была между ними какая-то тайная немая связь.

Глухой, неподвижный лес тянулся вдоль железнодорожного полотна. Где-то в его глубине текла холодная чистая река, а дальше бескрайне лежали еще более старые и более непроходимые леса с ледяными прозрачными озерами, редкими малолюдными деревнями и хуторами, — это была первозданная лесная страна, по краю которой пробирался ночной поезд. И уже здесь, в самом ее начале, не верилось, что на земле существуют оживленные, залитые светом и как бы всегда праздничные города.

Поезд замедлил ход, поплыли станционные огни, появились отдаленные редкие горящие окна. Дверь купе отъехала в сторону.

— Алексей Михайлович, можно вас на минутку? — позвал Родионов. Вербин неохотно шагнул в купе. — Подтвердите нашим попутчикам, что «мелиорацио» по-латыни означает «улучшение».

Вербин снисходительно посмотрел на него с видом: «Ну и что дальше?» В это время заскрипели тормоза, и поезд остановился. За окном купе виднелись освещенные тусклыми фонарями пакгаузы, склады, какие-то глухие строения и заборы.

— А вот в народе болота во все времена боялись, — продолжал прерванный разговор старик. В голосе его слышались ворчливые нотки. — Сами не ходили и другим заказывали. Было болото страхом господним! Разве не так?

— Так, — покладисто согласился Родионов.

Он хотел что-то сказать, но старик перебил его:

— Спокон веку считалось, что обитает на болоте нечисть всякая — вампиры, упыри, оборотни, вурдалаки… Каждый знал: болото — грешное место, соваться туда не следует. И сейчас знают. Нет?!

— Бывает, — согласился Родионов. Он улыбнулся, но не явно, а как бы своим мыслям, и посмотрел на Вербина. Были в этом взгляде вопрос, и озабоченность, и попытка понять что-то, и какой-то свой скрытый интерес. Родионов помедлил и спросил с очевидным умыслом: — Алексей Михайлович, хотите ответить?

— У вас это лучше получится, — сказал Вербин, вышел, закрыв за собой дверь, и застыл: женщины в коридоре не было.

Она стояла за окном, на пустынной платформе, фонарь освещал небольшой круг, в котором помещались она и маленький чемодан, и выглядела она одиноко и беззащитно. Это был то ли полустанок, то ли маленькая станция, затерянная в лесах.

Женщина озиралась по сторонам, взгляд ее рассеянно скользнул по окнам вагона и задержался мимолетно на том, у которого стоял Вербин, — они встретились глазами.

Они не были знакомы, да и познакомься они, что могло измениться? И все же были в этом взгляде, как показалось Вербину, какой-то укор, сожаление и царапающая грудь горечь.