Свет на исходе дня

Вскоре они стали быстро снижаться, вода надвинулась, закрыв обзор, самолет коснулся ее и помчался вперед, гася скорость. На берег их доставила моторная лодка, и уже издали Вербин почувствовал сильный запах свежераспиленной древесины, смешанный с запахом рыбы. На берегу находились лесопилка, небольшой поселок, аккуратные штабеля досок, рыбокоптильня, а у самой воды на шестах были развешаны сети и лежали перевернутые лодки.

Покрытая толстым слоем опилок, коры и щепок, земля пружинила под ногами, тишину нарушали лишь отдаленный визгливый шелест дисковых пил да лай неизвестно откуда вывернувшейся маленькой собачонки.

— Не ругайся, не ругайся, — урезонивал ее Родионов. — Нам и так не везет.

В поселке, где размещался участок леспромхоза, Родионова знали, все здоровались с ним, и он тоже всех знал по именам. Странно было Вербину идти по бревенчатой, покрытой опилками улице, на которой сновали беспородные низкорослые собаки, играли дети и устойчиво держался густой скипидарный дух, — странно, в нем жили еще другие улицы, слишком быстро произошла перемена, и он как бы раздвоился: был здесь, но частью своей еще в городе.

Все же им повезло. Родионов по рации связался наконец с колонной, и за ними выслали гусеничный вездеход. Они позавтракали в рабочей столовой, и Вербин побродил вокруг поселка и на берегу, пока Родионов решал какие-то свои дела в конторе участка.

Лес окружал дома — подступал вплотную, живая ограда, стерегущая поселок, и только с одной стороны просторно и вольно открывалось озеро. Было заметно, что дома поставлены на свежей вырубке, еще недавно на их месте рос густой старый лес, да и теперь высокие, сильные деревья стояли позади новых срубов сплошной стеной; внятно ощущались уединение и отдаленность затерянной в лесу кучки домов, напоминавших отрезанный от мира и прикорнувший у подножья громадных деревьев скит. Лес неодолимо и мощно нависал над маленьким селением, как великан над ребенком, его прохладное, тенистое дыхание не мог побороть даже полуденный зной. Легко было представить, каково здесь зимой, когда все погружалось в глубокий снег и лишь дым из труб выдавал утонувшее в снегу жилье. Но и сейчас так тихо, так неторопливо и покойно существовало у воды селение, что казалось, оно забыто всеми на земле и покорно коротает время вдали от спешки и шума. А ведь был еще не конец пути, дорога лежала в глубь леса.

4. Когда пришел вездеход, выяснилось, что поедут они не одни: к Родионову обратилась молодая женщина с девочкой, и он без раздумий уступил им кабину. «Вы не против?» — спросил он у Вербина, но было видно, что так, формы ради.

Пока они ехали по улице, в лесу не было видно ни щели, в которую можно было бы проникнуть, — казалось, машина уткнется в лес, как в стену. Но дорога попетляла среди первых деревьев, и лес приоткрылся, впустил людей и сомкнулся сразу же у них за спиной. Уже сзади не было просвета, и даже не верилось, что поблизости есть открытое пространство.

Итак, они углубились в лес. По обе стороны плотно стояли высокие деревья, ветки их образовывали сплошную кровлю, стойкая холодная тень наполняла весь лес. Мощные стволы подступали вплотную к дороге, похожей на узкое хмурое ущелье, и, как в ущелье, прорезающем горы, каждый шаг здесь сулил неожиданность.

Сквозь бреши в кронах пробивалось солнце. Свет его расходящимися косыми пучками падал вниз, прорезая высокое сумрачное пространство. Вербин озирался по сторонам. Он внятно ощущал исходящее отовсюду внимание — безмолвное, настороженное внимание, идущее из таинственной глубины леса. Как будто чей-то пристальный взгляд смотрел сразу со всех сторон.

Там, где позволяла дорога, вездеход увеличивал скорость, и тогда лиственная крыша над головой превращалась в пестрое решето, в котором часто вспыхивал и гас яркий свет.

Они ехали молча. Казалось, для волнений нет повода, все тихо, мирно, не надо искать и ждать, жизнь наконец наладилась, и теперь остается лишь спокойно доехать до места. Но какая-то тревога была разлита вокруг, смутное беспокойство исходило из прохладного укромного полумрака, густевшего за деревьями и кустами.

Машину немилосердно трясло, она то вздыбливалась, то проваливалась, приходилось все время держаться. Вербин почувствовал, как растет раздражение. С какой стати он должен не спать, мерзнуть, трястись, тащиться неизвестно куда? Все из-за этого плешивого. Вербин вспомнил угрозу, нависшую над налаженным отпуском, потом вспомнил ссору с женой — злость разгоралась. Черт бы побрал этого блаженного, болото ему понадобилось!..

Он давно уже не испытывал подобной злости. Правда, он давно не испытывал и острой радости или явного горя, он вообще как будто отвык от чувств в их открытом и чистом виде, и даже тогда, когда он радовался или огорчался, в его состоянии не было острой, пронзительной силы.

А сейчас его разбирала злость к сидевшему рядом низкорослому, провинциального вида человеку с застенчивым некрасивым лицом, одетому в дешевый костюм и время от времени приглаживающему ладонью редкие волосы.