Свет на исходе дня

Поезд тронулся, фонарь и женщина в кругу света поплыли назад, исчезли — канули навсегда. В голову пришла нелепая и неизбежная мысль: рванись он, сойди — жизнь могла бы переломиться. И потом, после, он не раз думал: «Если б я тогда…» — но это уже была игра, которая, впрочем, свойственна всем людям.

Дверь купе отъехала, в проеме возник и остался стоять Родионов.

— Вот так всегда, — улыбнулся он с легкой досадой. — Не знают, но спорят. Я однажды в доме отдыха был. Разные там люди собрались. И как скажешь «болото», все в один голос: «Ах, это ужасно!» Они-то и болота в глаза не видели, но мнение имеют. Слово пугает.

— Николай Петрович, — сказал Вербин твердо, — определимся с самого начала, не хочу, чтобы вы заблуждались. Я инженер. Из деревни меня увезли, когда мне было семь лет. С тех пор я горожанин. Не надейтесь, что я разделю вашу сентиментальность. И не пытайтесь обратить меня в свою веру, я не стану вашим союзником. И умиляться там вместе с вами не буду. Я буду делать то, зачем меня послали.

Родионов опустил голову и помолчал:

— Я понял, Алексей Михайлович, — сказал он тихо. — Извините. Просто мне показалось, что вы…

— Нет, — перебил его Вербин.

Родионов умолк, покивал понимающе и сказал еще тише:

— Пора собираться. Скоро нам выходить.

2. Среди ночи они высадились у бревенчатого, означавшего станцию дома и по узким, брошенным на землю мосткам направились в сторону леса. Шаги отчетливо стучали по доскам, глухо, но внятно простукивая тишину. После тепла плечи и спину охватил озноб, в горло хлынул и заполнил легкие холодный, свежий воздух.

— Здесь недалеко, с километр всего, — сказал идущий впереди Родионов.

Сзади доносился приглушенный рокот тепловоза. Поезд стоял, разметив сумеречно-белесую туманную мглу тусклым светом окон. Самих вагонов почти не было видно, длинная цепь огней, висела сама по себе, последняя зыбкая связь с прошлым.

Рокот усилился. Вербин оглянулся: многоточие огней тронулось с места, плавно поплыло, растворяясь в ночном тумане. Спустя минуту поезд исчез, и стало так тихо и пусто, что казалось — навеки. Они приблизились к лесу и вошли в него; он окружил их сразу со всех сторон, темная глухая стена, непроницаемая и в то же время ощутимо живая, таящая в себе беззвучное пристальное внимание.

Они вышли на узкую просеку, усеянную щепой; наверху в ширину просеки тянулась ровная светлая полоса неба — она уходила вперед, как высокая чистая дорога, проложенная над лесом.

В конце просеки деревья расступились, охватывая открытое мглистое пространство, от которого веяло холодом; из тумана доносился плеск воды.

— Здесь бревна, вы посидите, а я узнаю, — сказал Родионов и пропал; только шаги его какое-то время были еще слышны, потом и они стихли. Ничего не оставалось, как ждать.

Вербин не знал, сколько прошло времени. Туман непроглядно таил воду и берега, слух улавливал всплески, скрипы, звяканье цепей; в стороне Вербин увидел огонь, это был костер, но не понять было, далеко ли он, близко ли, на земле или сам по себе — в воздухе.

Послышались шаги, из тумана возник Родионов.

— Пойдемте, — предложил он. — Придется подождать, пока рассветет. Погреемся. — Голос его был спокоен и ровен, и сразу было понятно — Родионов предлагает самое разумное из всего, что возможно.

Они прошли по берегу, поднялись по шатким мосткам на борт дебаркадера и вошли в помещение. Это был зал ожидания, их обдало плотными, настоянными запахами, духотой, густым, сдавленным теплом, храпом, сонным бормотанием, стонами: при свете ламп на скамьях спали люди.

— Садитесь, — предложил Родионов, указывая свободное место, — постарайтесь уснуть.

Сам он, однако, не сел, а ушел.

Вербин сел и закрыл глаза. Еще помнился минувший день, но казался далеким прошлым, день, город, дом — все привычное существование. Но он недолго думал об этом, его сморила тяжелая, душная дрема.

3. Не прошло и минуты, как его разбудили; он глянул на часы и с удивлением обнаружил, что спал больше часа. Родионов стоял перед ним бодрый и собранный, как будто успел выспаться; лицо его было умыто, а редкие светлые волосы влажно блестели.

Вербин встал, чувствуя, как болит затекшее тело, и пошел к выходу, растирая ладонью мятое, сонное лицо.

Начинался рассвет, воздух посерел, вокруг появились очертания предметов, а наверху, гася звезды, разливался в полнеба бледный холодный свет. Над водой взбухал туман, тянуло сырым утренним холодом.

Родионов привел Вербина в казенное помещение с неуклюжими столами и стульями и оставил ждать, а сам ушел в соседнюю комнату — сквозь стену неразборчиво доносился его голос.

— Плохо, — сказал он, появившись, — катер пойдет в другую сторону.

Но он был спокоен, дорожные превратности, казалось, не влияют на его настроение, да и вообще, судя по всему, это было для него привычным, как для Вербина городская жизнь.