Свет на исходе дня

Снаружи было влажно и свежо, мокро блестели предметы, над водой, густея с расстоянием, томился ледяной пар, в его промоинах показывался и пропадал катер. Внезапно тишину прорезала сирена, похожая на болезненный вскрик, катер бережно прилепился к пристани, высадил женщин с большими молочными флягами, принял несколько пассажиров и заковылял в туман. Пассажиры на палубе молчали и не двигались, белое, холодное, беззвучное курение воды отзывалось в них оцепенением. Через равные промежутки унывно и предостерегающе вскрикивала сирена, мерные звуки не нарушали тишины, а как будто подчеркивали ее; они повисали над сигнальным рожком и вязли в тумане. Странное это было движение, странное и завораживающее. Как будто не вопли сирены, а чье-то медное дыхание взлетало над студеной водой — взлетало и замирало.

— Надо молиться, чтобы разошелся туман, — сказал, подходя, Родионов. — Будет погода, полетим.

Через час туман разомкнулся, стал редеть, рваться, а вода посветлела. К пристани подошла большая моторная лодка, груженная обернутыми в мешковину тюками, навстречу ей вышли сонные грузчики, они дождались, пока лодка причалит, потом один из них спустился в нее и стал лениво подавать остальным тюки; грузчики взваливали их на спину, медленно и расслабленно шли по мосткам на берег, сваливали груз, а потом вяло возвращались. Моторист сопровождал их неодобрительным взглядом и наконец не выдержал:

— Эй, работнички, мне назад надо…

Бригадир грузчиков, немолодой, кряжистый, щурясь, посмотрел на него и как бы оценил, стоит ли отвечать, но так и не ответил, а только негромко сказал своим: «Пошли…» Грузчики как будто проснулись, тронулись с места, задвигались, набирая скорость — быстрей, быстрей, — забегали, разжигая себя движением, тюки, казалось, летали сами, люди лишь провожали их, бегая по узким мосткам; на пристани тюки ложились один на другой ровно и точно, как кирпичи в стену. Вербин и Родионов сидели на бревнах и следили за работой. Слабая улыбка держалась на лице Родионова, он как будто понимал скрытый смысл происходящего, какое-то замаскированное содержание этой работы, непонятное постороннему. И само собой было ясно, что Вербин здесь посторонний, а Родионов свой.

Они все еще добирались до места, это была лишь дорога, но Родионов, несмотря на оставшийся путь, был уже на своей территории.

Разгрузка быстро закончилась, моторист одобрительно покивал: «Ничего, умеете», но грузчики, не ответив, повернулись и пошли прочь, будто не приняли похвалы; они снова были медлительны и сонливы и как бы погружены в себя.

Родионов, улыбаясь, проводил их взглядом. Судя по всему, начальника колонны здесь хорошо знали, во всяком случае, все охотно с ним разговаривали; Вербин заметил, с какой готовностью все стараются им помочь.

Спустя время, когда уже встало солнце и озеро неподвижно и гладко запылало в его лучах, за лесистым мысом раздался рокот моторов, и вскоре оттуда, взрезая застывшую воду и раздувая белые пенные усы, показался гидросамолет. Он приблизился к берегу, заглушил моторы, и с берега стали на лодках возить к нему ящики, пакеты с почтой, обернутые в мешковину тюки и прочие грузы. С одной из лодок к самолету подплыл Родионов; Вербин видел, как он поздоровался с летчиками за руку и поговорил с ними; потом он вернулся и позвал Вербина в лодку. «Опять на перекладных придется», — сказал он с какой-то долей вины, как будто мог что-то изменить, но не сделал этого.

Вскоре они летели в загруженном тесно самолете. Вербин, сидя на ящике, смотрел в иллюминатор: внизу насколько хватало глаз тянулись леса и большие озера с архипелагами островов. Сверху это выглядело красиво — просторная вода, причудливые перешейки, бухты с изрезанными заросшими берегами, песчаные косы, укромные лагуны; леса и озера тянулись до самого горизонта, неоглядно раздвинутого высотой.

Родионов не отрываясь смотрел в иллюминатор, лицо его было переменчиво — выглядело то взволнованным, то озабоченным, то печальным; иногда он посматривал на Вербина, как будто проверял, испытывает ли тот те же чувства, что и он. «Знаете, о чем я думаю?» — спросил он однажды и умолк, ожидая вопроса, но Вербин молчал, и ему пришлось сказать самому: «Я думаю, будет ли все это после нас», — он показал вниз. Вербин и на этот раз ничего не ответил. Больше они не разговаривали. Чистое июньское небо бездонно уходило вверх, где густело и наполнялось синью, в которой ослепительно горело солнце. Могло показаться, два человека остались одни в обезлюдевшем мире — их окружало пустое светлое неограниченное пространство, холодный, слепящий блеск. Далеко внизу проплывала лесная страна, озера с такой высоты были похожи на осколки зеркала, брошенные в траву, они отражали солнце и емкую глубину неба — это была обширная неизведанная территория, таинственная земля, которую предстояло открыть и узнать.

Из кабины вышел второй пилот.

— Сейчас будем садиться, — сказал он, проверяя крепление груза.

— Жаль, что вы дальше не летите, — улыбнулся Родионов.

— Куда уж дальше, и так глухомань, — ответил пилот.