Свет на исходе дня

В большом срубе было просторно и чисто, опрятно пахло свежевымытым полом, на стенах вперемежку висели фотографии, давние и новые, — люди в застывших, принужденных позах, причесанные дети, напряженно ждущие птичку из объектива, нарядные, завитые девушки, окаменевшие семейные пары и среди всех несколько молодых мужчин в пилотках и довоенных гимнастерках с петлицами. Из угла строго и внимательно смотрели с иконы глаза маленького Спаса и его матери.

На шум из огорода пришла хозяйка, руки ее были испачканы землей, она приветливо кланялась и повторяла:

— Заходи, батюшка, заходи… Я уж и не чаяла, что приедете нонче… Щас я вас покормлю, посидите маленько…

После еды Вербин посмотрел на Родионова:

— Начнем?

— Что? — не понял начальник колонны. — Работать.

— Я думал, вы отдохнете с дороги.

— Я не устал.

Родионов помолчал, помялся, глядя в пол, и сказал тихо:

— Алексей Михайлович, поначалу и я был настроен решительно. Не меньше вас. Кажется, что тут мудрить: есть проект — выполняй. Можно было бы, конечно, закрыть глаза, да только… — Он вздохнул и продолжал: — Ко мне без конца приходили местные жители. Я думал, походят, поговорят и перестанут, знаете, как бывает… А потом смотрю — нет. Идут и идут. Тогда я задумался: не может быть, чтобы простая блажь. И стал я разбираться. — Он умолк, долго молчал, потом сказал: — Алексей Михайлович, я не хочу оказывать на вас никакого давления. Вы человек неглупый и инженер толковый, я хочу… я надеюсь, вы тоже сами во всем разберетесь. Вот вам проект. — Он придвинул лежащие на столе толстые папки и направился к двери. У порога он остановился и обернулся: — Алексей Михайлович, от того, насколько вы разберетесь, зависит очень многое.

— Да вы просто придавили меня ответственностью, — улыбнулся Вербин, — прямо-таки распластали.

Все это время хозяйка робко смотрела то на одного, то на другого, как будто силилась понять чужой язык, и когда стало тихо, она перекрестилась и ушла за перегородку, что-то неразборчиво бормоча. Родионов постоял и молча вышел.

2. Что-что, а работать он умел. Он любил это состояние погружения в работу с головой, когда исчезает все вокруг и шаг за шагом продвигаешься ощупью вперед, пока не начинают проступать очертания замысла и ты уже испытываешь нетерпение, предвкушая полную ясность; он кропотливо вникал в каждый чертеж и в каждую запись, ставя на отдельном листке ему одному понятные знаки, по которым потом он мог сразу вспомнить свои мысли и вернуться к ним, чтобы собрать воедино.

Час проходил за часом, Вербин забыл, что почти не спал минувшую ночь; он не замечал, как входила и выходила хозяйка, не слышал ее мышиного шуршания за перегородкой, не обращал внимания, когда в доме появлялись и исчезали старухи, должно быть соседку, он не заметил, как стемнело, и когда он разогнул спину и поднял голову, была ночь.

Сейчас ему была понятна суть дела: проект охватывал большую территорию с многими низинными пойменными болотами и огромным верховым Марвинским болотом, осушению которого местные жители противились; вопреки желанию треста Родионов хотел начать работы в пойме реки.

Хозяйка и Родионов спали, в полумраке поблескивали оклады икон, в свете лампады едва заметно проступали темные лики. Стараясь не шуметь, Вербин осторожно вышел во двор. Ясная, светлая ночь владела немой деревней. Ни огня не проступало нигде, ни звука. Темные дома спали, замурованные в сон, как в камень. Вербин поозирался, как будто не верил себе: еще недавно вокруг существовал город, наполненный голосами, гулом, движением, бессонно жили вокзалы, гремели в ознобе дороги, и казалось, вся земля в лихорадке несется куда-то, а теперь безмолвие и неподвижность заполняли пространство, и только в памяти неуверенно держалось, какой сейчас век.

Вербин прошел вперед и приблизился к ограде, за которой стоял соседний дом. Прибитые к земле клочья тумана скрывали его основание, оттого казалось, он не имеет связи с землей и держится весь в воздухе, просто так, сам по себе. Конечно, Вербин ни секунды не сомневался в том, что так только кажется, но в то же время он не мог отделаться от мысли, что дом висит над землей, уж очень было похоже.

Он собрался вернуться, как вдруг на одном из окон медленно разъехались занавески и между ними возникло бледное застывшее лицо.

К нему было обращено безжизненное, похожее на маску старческое лицо, тусклые немигающие глаза вперились в него, они казались незрячими и в то же время смотрели сквозь него неизвестно куда. «Чертовщина какая-то», — подумал он и хотел уйти, но что-то удерживало его, он продолжал стоять; непонятное оцепенение нашло на него, он не шевелясь смотрел на окно.

Внезапно он почувствовал прикосновение и вздрогнул: рядом стоял Родионов.

— Я не заметил, как вы подошли, — сказал Вербин.

— А я удивился: смотрю, вы стоите, не двигаетесь… Не спится?

— Дышу, — ответил Вербин и посмотрел на окно соседнего дома: занавески глухо закрывали окно, оно казалось слепым и безжизненным, и неизвестно было, то ли все померещилось, то ли было на самом деле.