Свет на исходе дня

Был в этом человеке какой-то холод, заведомое отрицание внутренней связи между людьми, хотя Родионов сразу оценил его как инженера и отдал должное умению его рук и тому, как он сразу определял суть машины или технической идеи, но ведь техническая идея не суть людей, а что-то живое, человеческое, кроющееся в технике Вербин отвергал, вернее, это его как бы не касалось. Было видно, он никого не подпускает к себе близко, всех держит на расстоянии, а с какой стороны и каким способом подступиться к нему, Родионов не знал.

Они подошли к ручью, Вербин наклонился к воде, напился и смочил лицо; тишину нарушали лишь голоса птиц и слабый плеск воды, в листьях вспыхивало и гасло солнце. И снова ему показалось, что все это было когда-то, — не понять только, где и когда.

Толстые пласты времени уходили назад, где-то в их глубине мерцали в траве такие же блики, переменчиво играло в листьях солнце, и так же слышны были в той давней тишине птицы. Он не знал, было ли это когда-то на самом деле, но ощущение, что было, держалось стойко.

Они продолжали идти, под ногами стало топко, они вышли к болоту. Повсюду лежали коряги, вокруг рос сучковатый кустарник. Неожиданно Вербин остановился и внимательно посмотрел по сторонам: лес непроницаемо темнел по краю болота, как будто застыл в чутком, настороженном ожидании.

— Знаете, у меня такое чувство, точно за нами кто-то следит, — сказал Вербин.

— Болото, — улыбнулся Родионов. Он огляделся, скользнул взглядом по густым зарослям тальника. — Здесь всегда кажется, что кто-то на тебя смотрит. Старик в поезде был прав, болото — мрачное место. Говорят, здесь оборотни водятся. Появляются после захода солнца.

— Еще рано, — Вербин с улыбкой посмотрел на часы.

— Вам-то что… Вы инженер, современный человек. А это так… выдумки темных людей. — Родионов прошел несколько шагов и обернулся: — Вы бы пошли сюда ночью?

— Зачем?

— Ну, скажем, надо…

— Отчего ж, если надо… — в голосе Вербина по-прежнему сохранялась ирония.

Родионов понимающе покивал, еще раз скользнул взглядом по зарослям и неожиданно сказал: «А вообще, может, кто и следит», и спокойно двинулся дальше.

Вербин с удивлением посмотрел ему вслед.

5. Спустя время они все еще шли по толстому упругому мшистому покрову, на котором росли редкие, низкие, корявые сосны. Насколько хватало глаз мох был густо покрыт мелким ветвистым кустарничком со стелющимися стеблями и приподнятыми веточками, на которых росли темно-зеленые листья и маленькие бело-розовые цветы.

— Клюква цветет, — сказал Родионов. — В этом году урожай, тоннами можно будет брать. Тут и морошка, и черника… Видите, болото верховое, сфагновое. По инструкции министерства такие болота трогать нельзя.

— Наверное, проектировщики знают инструкцию, — насмешливо ответил Вербин. — И в тресте знают.

— При желании можно любую инструкцию обойти, — хмуро сказал Родионов.

— Вы что же полагаете, люди сидят на работе и только и думают, как бы обойти инструкцию?

— Нет. Пока интереса не видят. А когда увидят…

— А вы как начальник колонны никогда не нарушаете инструкцию? — Вербин посмотрел на него с улыбкой.

— Нарушаю. Если она работать мешает. Здесь другой случай, здесь она на пользу.

— Смотря как понимать пользу. Для кого-то польза, для кого-то нет. И вообще, по-моему, мы с вами казуистикой занимаемся. Есть общий замысел. Каждый со своей колокольни видит только его часть. А по части не всегда можно судить о целом. Вы видите одно, а если посмотреть с большой высоты, все обстоит иначе. В общей взаимосвязи. Результат складывается из многих факторов, — терпеливо и снисходительно, как ребенку, объяснил Вербин.

— Не верю. Не думаю, что надо навредить в одном месте, чтобы где-то была польза, — сказал Родионов. Лицо его было нахмурено, и было видно, как он волнуется. — А здесь вред будет. И такой, какой потом не исправить. Если процесс…

— Я читаю прессу, — уже с досадой перебил его Вербин.

Родионов осекся, умолк и посмотрел на него растерянно.

— Вам… безразлично? — спросил сбивчиво после некоторого молчания.

— Я не могу брать на себя ответственность за судьбу мира, — холодно ответил Вербин. — Дай бог с собой разобраться.

— Одно другого не исключает, — с горькой усмешкой заметил Родионов.

— Николай Петрович, я просил вас и прошу снова — не втравляйте меня в ненужные споры. Это словоблудие и сотрясание воздуха. Сочувствия во мне вы не найдете. Мы с вами все равно ничего не можем изменить. Было время псовой охоты, сейчас время технологии. Надо трезво смотреть на вещи, вы просто опоздали родиться.

— Какой смысл в технике, если мы… — начал Родионов, но Вербин перебил его:

— Долго нам так идти?

— Устали?

— Я не устал, но не вижу смысла.

— Смысл очень простой: вы должны полностью осмотреть объект и определить свое мнение. Письменно.

Вербин посмотрел на него с иронией:

— Письменно?

— Обязательно. С некоторых пор я стал образцовым бюрократом. Завел специальную папку и вношу в нее все суждения.

— Хорошо, я напишу. Но работу придется начать, есть производственный план.