Свет на исходе дня

И вдруг председатель с силой ударил рукой по столу.

— Не сметь! — крикнул он оглушительно. Наступила тишина. Никто не шевелился. Председатель расстегнул на рубахе верхние пуговицы. — Не сметь… — повторил он, но уже тише. — Да, мы деревня! Крестьяне! И только крестьянин знает, что такое, когда дают землю под хлеб. Мелиорация дала нам половину пахотной земли. И мы надеемся на вас. И знаем, как это важно и нужно. Но с головой. А так можно любое дело в бессмыслицу превратить. А то и в беду. Думать надо!

Он умолк. Никто не двигался.

— Алексей Михайлович, вам решать, — напомнил Колыванов.

Все смотрели на Вербина. Смотрели и ждали. В тишине доносились отдаленные голоса снаружи.

И вдруг заговорил человек, о котором все забыли.

— Ну, вот что, — спокойно произнес Родионов. — Пока я начальник колонны. Вот когда снимут… — он с усмешкой глянул на Вербина. — А пока я. Так вот… Ты, Колыванов, хороший работник, дело знаешь. И человек ничего. Пока кармана не коснется. А из-за длинного рубля готов всю природу под нож пустить. — Он помолчал, собираясь с мыслями, и продолжал: — Да, колонне, тресту и нам всем удобнее, проще и выгоднее работать здесь, в лесу. Только мелиорация не для нашего удобства существует и не ради нашего треста. А ради них, — он мотнул головой на председателя и стариков. — Так что ж нам теперь — сделать свое дело, выполнить и перевыполнить план, получить свои награды, премии, благодарности, убраться отсюда, а им потом расхлебывать?! После нас хоть потоп, так, Колыванов?

Машинист ничего не ответил. Все молчали. Родионов неожиданно открыл дверь, помахал рукой, приглашая людей приблизиться, и продолжал, повысив голос:

— Так вот… Как начальник колонны я приказываю: работы начать на низинных болотах в пойме реки. Технику перегнать немедленно. Все!

Несколько секунд все молчали и не двигались, потом, теснясь, направились к двери и вышли; в вагончике остались Вербин и Родионов. Начальник колонны, повернув голову к окну, рассеянно и задумчиво смотрел в него и негромко мычливо напевал протяжную мелодию без слов, словно остался наедине с собой. Он был тих, спокоен, немного печален, в его тягучем мычании кто-то одиноко брел вдаль по бесконечной дороге, покачивался под слабым ветром чертополох, никто никого не ждал и пасмурным было небо.

— Я хочу сегодня уехать, — сказал Вербин.

Родионов умолк, обернулся и понимающе кивнул.

— Доложите? — спросил он спокойно.

— Скажу, если спросят.

— Сам тогда пожалует…

— Вероятно, — согласился Вербин. — Поскольку я ничего не сделал.

— Почему ничего? — возразил Родионов. — Вы нас мобилизовали, организовали, помогли… Все как полагается. Показатели нормальные, работа идет бесперебойно.

— Только не там, где положено.

— А откуда это известно? План выполняется, а остальное…

— Я блефовать не стану, — перебил его Вербин.

— Когда разберутся с проектом, нас же с вами похвалят, — словно не расслышав, продолжал Родионов. — Мол, не слепые исполнители, а думающие, инициативные работники.

— Обойдусь без похвал. Я хочу уехать.

— Так вы понимаете, какое дело, Алексей Михайлович… Не на чем мне вас отправить, вездеход сломался, понимаете, какая досада…

— Не надо со мной плутовать. Я починю машину.

— Не сомневаюсь, это я знаю. Но гусеницу даже вы не почините. Выбило траки, запасных нет, а кузнец наш заболел. Так что сами видите…

— Вижу, — ответил Вербин. — Кроме того, кузница сгорела, уголь намок, а наковальню украли воры.

— Почти что, — улыбнулся Родионов.

— Почему бы вам заодно не посадить меня под замок?

— Ну что вы! — искренне засмеялся Родионов. — До этого пока не дошло. Хотя кто знает… Прижмут нас, может, и придется взять вас заложником — болото или жизнь. Знаете, как за границей, я в газетах читал. А пока… отдыхайте, гуляйте… Можете порыбачить, я вам снасть дам.

— Не увлекаюсь, — сказал Вербин.

— Просто переведите дух после города. Не знаю, как вы там живете. Потерпите пару-тройку дней, работу наладим, поедете. Об одном прошу вас: не ходите один в лес.

— Тут уж я без вас разберусь, — ответил Вербин. — Ладно, день я подожду. Завтра отправлюсь назад.

Дверь за ним хлопнула, Родионов остался один. С рассеянным и задумчивым видом он снова уставился в окно, за которым были видны плац, просторный луг, река и отдаленный лес.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

1. Стоял погожий день, ясное тепло, причудливая, но благодушная игра света и тени. По лесу скользил живой, легкий, переливающийся солнечный блеск — солнце изменчиво вспыхивало и пропадало в листьях, при взгляде вверх рябило в глазах. Вербин шел, глядя по сторонам: вокруг был веселый, просторный, наполненный светом лес, и как-то само собой досада оказалась неуместной, на душе установился покой. Конечно, захоти он непременно уехать, никакой Родионов не удержал бы его, но один день ничего не решал, можно было подождать. Тем более теперь он был предоставлен самому себе.