В ответ он сразу услышал стон. Скорее всего, Аристид уже некоторое время стонал где-то рядом за камнями, но в пылу драки Соклей этого не заметил. Теперь, когда его собственной жизни ничто не угрожало, он стал обращать внимание на происходящее вокруг.
Как и другие родосцы.
— Это плохой звук, — сказал Телеф. У него текла кровь из пореза на руке и поцарапанного колена, но, кажется, не замечал, что ранен.
— Да, — подтвердил Соклей и полез по камням, пока не наткнулся на вперёдсмотрящего "Афродиты". — О, боги, — горестно выдохнул он.
Аристид лежал на боку, обеими руками вцепившись в древко копья, пронзившего ему живот. Кровь стекала по гладкой древесине и скапливалась на каменистой почве под ним. Кровь текла и из его носа и изо рта. Каждый выдох заканчивался стоном. Аристид умирал, но недостаточно быстро.
Из-за плеча Соклея подал голос Телеф.
— Выдерни копьё, и всё кончится. Или так или перережь ему глотку. Так или иначе, нужно покончить с этим.
— Но, — Соклей сглотнул. Убивать врагов из лука на расстоянии — это одно. А оборвать жизнь товарища по кораблю, весёлого, остроглазого моряка, уже почти ставшего другом — это совсем другое.
— Он не выживет, — терпеливо настаивал Телеф. — Если у тебя не хватает духу, молодой господин, отойди, я сам позабочусь о нем. Ничего нового для меня.
Хотя Телеф был прав, Соклей мог бы спорить и дальше, если бы Аристид не смог выдавить одно слово: "Пожалуйста".
— Ты это сделаешь или я? — снова спросил Телеф.
— Я сам, — сказал Соклей. — Он тут по моей вине, мне и разбираться.
Несмотря на свои слова, он снова сглотнул. Соклей опустился на колени рядом с Аристидом и попытался убрать руки умирающего с копья, выпившего его жизнь. Но Аристид не отпускал, и Соклей понял, что "смертельная хватка" — не просто клише из дурной трагедии.
— Вытащи его, — снова поторопил Телеф. — После этого он не проживет и двух минут.
— Нет, — тряхнул головой Соклей. Он задрал Аристиду подбородок левой рукой, а ножом в правой перерезал ему горло. Кровь из раны, горячая, влажная и липкая, забрызгала его пальцы. Соклей со вздохом отвращения отдернул руку.
Аристид немного подергался, но недолго. Его руки выпустили копье, и он затих. Соклей отвернулся, и его вырвало на землю.
— Кровь не на твоих руках, молодой господин, — сказал Москхион. — Ты лишь прекратил его мучения. Он сам просил тебя. Мы с Телефом оба это слышали.
— Это верно, — сказал Телеф. — Ты сделал, что нужно, и сделал как подобает. И ты прикончил троих грабителей, а четвертого ублюдка прогнал. Неплохо для того, кто не слишком опытен в бою.
— Да уж, — согласился Москхион. — Я с тобой ссориться больше не собираюсь.
Соклей его не слышал. Он отплевывался, пытаясь избавиться от ужасного привкуса во рту. Он знал, что скоро это пройдет, а вот уйдет ли чернота из его души — неизвестно. Соклей взглянул на тело Аристида и поспешно отвернулся. Его снова замутило.
Но это было ещё не всё.
— Мы не можем взять его в Сидон, и не найдем дров для погребального костра. Придется похоронить его здесь.
— Прикроем его камнями, — ответил Телеф, — не хочется пытаться копать эту скудную каменистую землю, особенно без подходящего инструмента.
Он был прав и сейчас, и когда избавил Аристида от боли. Прежде чем приступить к работе, Соклей срезал с головы прядь волос и бросил на тело в знак траура. Москхион и Телеф последовали его примеру. Телеф вырвал копье из живота Аристида и забросил куда подальше. Затем трое выживших родосцев тщательно обложили тело камнями, чтобы не дать собакам, лисам и стервятникам подобраться к нему.
Они исцарапали руки в кровь, но Соклей этого не замечал. Он встал у могилы и пробормотал:
— Спи спокойно, Аристид. Прости, что оставляем тебя в чужой земле. Да обретет твоя тень покой.
Москхион бросил в щель между камнями пару оболов.
— Это для паромщика, плата за переправу через Стикс, — сказал он.
— Хорошо. — Соклей посмотрел на запад. Солнце висело над самой линией горизонта. — Давайте пойдем вперёд и будем идти, пока совсем не стемнеет или пока не найдем место для лагеря, которое легко оборонять. А потом… завтра продолжим путь в Сидон.
Менедем занялся "Афродитой", возился с укладкой сосудов с пурпурной краской, купленной у Тенастарта. Он перетаскивал их подальше в корму, а после — вперёд. Он понимал, что на устойчивость акатоса они особо не повлияют, но всё равно хлопотал над ними.
Укладка амфор с библосским вином представляла собой проблему более интересную. Их было меньше, чем краски, но каждая куда тяжелее. И укладку должным образом не проверить, пока не выйдешь в открытое море.
— Сдаётся мне, шкипер, — сказал ему Диоклей, — что у тебя слишком много свободного времени. Вот и ищешь, чем бы заняться.
— Ну, а если и так, что с того? — Менедем признал то, что вряд ли мог отрицать. — Мне сегодня не хочется пойти и напиться. Раз я здесь бездельничаю, может сделаю что-то полезное. Или завтра всё переделаю, — подумал он. Если так, это будет не в первый раз.
Начальник гребцов тактично не стал на это указывать. А возможно, Диоклей предполагал, что Менедем и сам это знает. Он сказал: