— Мошенникам нельзя позволять вести дела, — сказал Соклей. — Собственно, им и не позволено. У каждого полиса есть законы против тех, кто продает одно, выдавая его за другое, как и законы против людей с неправильными весами и мерами.
— Это не значит, что можно не держать ухо востро, — возразил Менедем. — Если незнакомец на улице говорит, что у него в руках все сокровища Александра, и он продаст их тебе за две мины, разве ты не заслуживаешь потерять деньги, если окажешься достаточно глуп и жаден, чтобы поверить ему?
— Конечно, да. — ответил Соклей. — Ты заслуживаешь стать посмешищем. Но это не значит, что того парня не следует наказать за то, что обманул тебя.
— Зануда. Меня восхищают умные воры.
— И долго ты будешь восхищаться тем, кто сумеет обмануть тебя?
Менедем не ответил, но, судя по тому, что он напыжился сильнее обычного, такой пройдоха ещё не родился. Соклей тоже промолчал, чтобы не начать новой ссоры.
Выйдя на главную рыночную площадь Сидона, Соклей и Менедем остановились у края и огляделись. Народ толпился гораздо плотнее, чем на агоре в любом эллинском полисе. Повсюду стояли палатки и прилавки, оставляя лишь узенькие проходы для покупателей и разносчиков, продававших с лотков всякую всячину вроде фиников или дешёвых украшений.
Шагнув в водоворот, Соклей ощутил головокружение. Повсюду торговались и спорили на гортанном арамейском, отчаянно жестикулируя.
— Эврика! — воскликнул он, щелкнув пальцами.
— Как мило. И что ты обнаружил? — поинтересовался Менедем.
— Я понял, чем это место отличается от нашей агоры.
— И чем же?
— Они говорят здесь о делах. Только о делах и больше ни о чем. Сколько стоит это, и сколько того можно купить на столько-то сиклей, или по-арамейски шекелей. И всё.
Менедем зевнул.
— Это же скучно. Не пойми меня неправильно, дела — это прекрасно, но жизнь не ограничивается только ими.
— Надеюсь на это, — ответил Соклей. В греческом полисе на агоре не только продавали и покупали. Там билось сердце города. Мужчины собирались обсудить политику и сплетни, похвастаться новой одеждой, встретиться с друзьями и ради всего прочего, наполняющего жизнь смыслом. А где же все это делали финикийцы? И делали ли они это вообще? На рыночной площади этим точно не занимались.
Оглядевшись, Менедем заметил:
— Пусть это и не полис, но тут есть что купить, согласен?
— О, несомненно. Никто никогда не спорил с тем, что финикийцы знаменитые торговцы. Собственно, поэтому мы и здесь. Но для эллина тут как-то… пустовато.
— Думаю, отчасти так кажется потому, что все говорят на чужом языке, — сказал Менедем. — Я заметил это, когда мы были в италийских городах, а армейский ещё меньше похож на греческий, чем италийский.
— Отчасти, — согласился Соклей, — но только отчасти. Италийцы хотя бы знали, для чего нужна агора.
— Наверное. Но даже так, уж коли нам придется провести здесь все лето, нужно нанять в городе комнату. Не представляю, как буду вести дела с "Афродиты".
— Не стану с тобой спорить, мой дорогой, — согласился Соклей. — Делай, что нужно. А я завтра поищу осла. — Он задумчиво оглядел Менедема. — Того, на котором можно ездить, я хотел сказать.
— Ха, ха, ха. Если бы твоя шутка была хоть наполовину такая смешная, как ты её считаешь, то она была бы в два раза смешнее, чем на самом деле.
Соклей подумал и решил, что брат прав.
Торгуясь с содержателем постоялого двора, Менедем жалел, что не ходил вместе с Соклеем к Химилкону учить арамейский. Хозяин знал несколько греческих слов: числа, "да" и "нет" и поразительное количество непристойностей. Но даже так, Менедем был уверен, что тот не понял всех тонкостей его аргументации.
— Нет, — сказал финикиец. — Слишком мало. Плати больше или… — он указал на дверь.
Ни стиля, ни изящества. Менедем потерял терпение:
— Радуйся, — сказал он и пошел к выходу.
Почти на пороге финикиец окликнул его:
— Подожди.
— Зачем? — спросил Менедем. Хозяин гостиницы недоуменно уставился на него. Может, никто раньше не задавал столь философского вопроса. Менедем попробовал ещё раз: — Зачем мне ждать? Чего? Насколько меньше ты предложишь цену?
До хозяина, наконец, дошло. Он назвал цену посередине между той, что предложил Менедем и той, на которой до сих пор настаивал он сам. Менедем склонил голову. Этот жест ничего не значил для финикийца. Вспомнив, что он в варварской стране, Менедем покачал головой, хотя движение казалось ему совершенно неестественным. Для убедительности он снова направился к двери.
— Вор, — сказал хозяин. Менедему показалось интересным, что это слово входило в его крайне скудный словарный запас. Родосец поклонился, будто ему отвесили комплимент. Финикиец сказал что-то на своем языке. По его тону Менедем предположил, что ничего лестного. Он снова поклонился. Финикиец добавил ещё поток гортанных звуков, но затем ещё раз вдвое сократил разницу в цене.