Свободная. Знакомство, свидания, секс и новая жизнь после развода

В ожидании возвращения Хадсона домой лежу, свернувшись вокруг Джорджии на диване, и в сотый раз смотрю «Холодное сердце». Чем больше времени проходит, тем больше надеюсь, что Хадсон и Майкл продуктивно беседуют и это восстановит их отношения. Последний раз они разговаривали девять месяцев назад, в дайнере, через неделю после того, как мы узнали об измене Майкла. Хадсон тогда заявил ему, что не хочет больше с ним общаться и что если мы разведемся, то он останется со мной. Его упрямство в сочетании с сильной преданностью заставило его сдержать свое слово и даже выйти за все рамки разумного. Я почти потеряла надежду на воссоединение отца и сына в ближайшее время, поэтому внезапная готовность Хадсона поговорить стала для меня неожиданным и приятным сюрпризом.

Хадсон возвращается несколько часов спустя, и я стараюсь держать себя в руках. Знаю, что ему кажется, будто он предает меня, протягивая оливковую ветвь Майклу, хотя я и продолжаю твердить сыну, что хочу, чтобы отец вернулся в его жизнь, что отношения с ним ни в коем случае не могут быть предательством для меня. Зову его из большой комнаты, чтобы поздороваться.

Он заглядывает ко мне, с беспокойством смотрит на Джорджию и спрашивает:

— Ты в порядке, кроха Джи?

— У меня болит живот, — жалобно тянет она, и он с сочувствием кивает головой.

— Как все прошло? — спрашиваю, стараясь казаться непринужденной, и он бормочет, что все хорошо, отводя взгляд. Переключаю внимание обратно на Джорджию, чтобы дать ему понять: дальнейших расспросов не последует. Через несколько минут звонит Майкл и, задыхаясь от волнения, рассказывает, что Хадсон часами болтал о школе, театре и друзьях, словно копил все это в себе и теперь все вылилось наружу.

— Как я рада! Надеюсь, это положит начало чему-то новому. Он дал понять, что хочет снова встретиться? — уточняю.

— Я проводил его до дома, и он все время говорил и шел за мной. Было так приятно видеть его, слышать его голос. Встретившись с ним, я сначала расплакался. Сложно поверить, как сильно он изменился с нашей последней встречи: он подрос и повзрослел — лицо совсем другое. Я был так рад видеть его, но сердце разрывается: я так много упустил.

— Ага, — говорю. Что тут еще скажешь? Пропустить почти год жизни своего сына — от этого действительно разрывается сердце. Он спрашивает, можно ли зайти завтра до приезда моей семьи, чтобы увидеться с детьми и передать им угощения.

— Да, конечно. Мне жаль, что не могу пригласить тебя на ужин. Надеюсь, что когда-нибудь нам удастся прийти к этому, но старшие дети еще не готовы к такому и большую часть моей семьи ты не видел с тех пор, как все это случилось, — закрываю тему. Сразу после нашего расставания я умоляла его связаться с моими родителями, но он их избегал на протяжении пяти месяцев, вплоть до визита к ним летом, и это нанесло вред, который вряд ли когда-либо будет исправлен.

На следующий вечер, после того как моя семья в десятый раз попрощалась и наконец-то вышла в черную холодную ночь, а все сковородки и сервировочные тарелки были высушены и убраны, в изнеможении заползаю в свою кровать и звоню № 6, чтобы услышать его голос. Мы негромко болтаем в темноте, сравнивая меню и хаос дня, но неожиданно дверь моей спальни распахивается, и вбегает Дейзи:

— Мама! — выпаливает она. — Я нашла новое средство для кудряшек и принесла попробовать. Тебе понравится.

— Подожди секунду, — шепчу № 6 и переключаюсь на Дейзи. — Большое спасибо, милая. Оставь рядом с моей раковиной.

— Да, но тебе нужно понюхать, — взволнованно говорит она, обходит кровать к моей стороне. Приблизившись, она замечает у меня в руках телефон, замирает и спрашивает, с кем разговариваю.

— С другом, — смущенно отвечаю. Она хмурится, и я продолжаю: — Ты его не знаешь.

Она с тревогой смотрит на меня, и я вешаю трубку, даже не попрощавшись с № 6.

— Я разговаривала с другом. Ну, с другом, с которым у меня было несколько свиданий, мы жили в одном подъезде, вот откуда я его знаю, — бормочу бессвязно.

— Мне все равно, откуда ты его знаешь, мама, я не могу поверить, что ты не сказала мне, что ходишь на свидания. Что еще ты от меня скрываешь? — спрашивает она на повышенных тонах.

— Я не то чтобы скрывала это от тебя, просто не видела необходимости сообщать. У меня есть право на личную жизнь, а это личное, — говорю, пытаясь провести границы между нами там, где их раньше не было.

— Как же я ненавижу находиться здесь, — сердито бросает она. — Дом больше не кажется мне домом. Ты так много рассказываешь о себе и о папе, что это несправедливо, когда сама выбираешь, какой частью своей жизни поделиться со мной.

— Ты злишься потому, что я с кем-то встречаюсь, или потому, что я не сказала об этом? — спрашиваю.

На мгновение она замолкает, но взгляд пылает от боли и ярости — даже в темноте видно.

— И то и другое. Еще слишком рано. И пяти минут не прошло, как ты разошлась с папой, — говорит она, закатывая глаза.