Свободная. Знакомство, свидания, секс и новая жизнь после развода

Пытаюсь пристроить штангу — она держится на присосках. Но стоит мне поднять руки, как боль пронизывает все тело, от груди до ног. Ставлю на место мусорное ведро и собираю использованные ватные палочки, зубные нити и грязные салфетки, которые рассыпались по полу и прилипли к моей заднице. Наконец, довольная результатами уборки, осматриваю помещение: чтобы вернуться в спальню, надо хоть чем-то прикрыться. Ни одного полотенца — только маленькая салфетка для рук, которую я только что использовала. С вероятностью пятьдесят на пятьдесят его дочь с любопытством ждет моего выхода по ту сторону двери. Отхожу к душу, решив, что единственное решение — это снять с крючков тонкую занавеску для душа и завернуться в нее, и чуть не плачу от облегчения, заметив огромное полотенце в ванне, которое, должно быть, упало туда, когда начался весь сыр-бор. Закутываюсь, открываю дверь и пытаюсь изобразить изящный выход, словно леди, почти готовая сделать реверанс перед дожидающейся меня дочерью. К счастью, девочки там нет, поэтому бросаюсь в комнату № 7 и захлопываю за собой дверь, чтобы привлечь его внимание и дать знать его дочери, что ванная освободилась.

Но не тут-то было. Он лежит голый на спине в кровати, там же, где я оставила его несколько минут назад, и храпит. Громко.

— Марк, — резко произношу.

Он продолжает храпеть.

— Марк, — повторяю, на этот раз более настойчиво, надавливая на его плечо. — Проснись же!

— О, привет, — сонно говорит он, открывая глаза и улыбаясь мне. — Извини, я, кажется, задремал.

— Да, я заметила. Твоя дочь вернулась, — шиплю на него. Он продолжает мечтательно улыбаться и благодарит, что я предупредила его. Напоминаю о его заверениях, что ее долго не будет дома.

— Видимо, я ошибался, — всего лишь говорит он, подбрасывая дрова в пламя моего гнева.

— Видимо. Ты, наверное, забыл, что я предлагала тебе уточнить у нее? Она вернулась, а я разгуливала по квартире совершенно голая, — негодую.

Он, смеясь, достает свой телефон, а потом говорит:

— Не думаю, что она тебя заметила. Иначе сразу написала бы и закатила скандал.

— Ладно, забудем о ней на минуту. Я, чтобы исчезнуть из ее поля зрения, прыгнула, упала и сломала ребро. Может быть, несколько ребер.

Он снова смеется, и это меня злит, поэтому я продолжаю:

— Я серьезно. Мне сложно и больно дышать.

— Мне очень жаль. Уверен, что все обойдется.

Через несколько секунд его веки опускаются, и он заходится храпом.

Я обдумываю варианты, отчаянно желая покинуть эту квартиру и поскорей оказаться в своей постели, но уже глубокая ночь — слишком поздно, чтобы добираться домой. Лежу плашмя под одеялом и молюсь, чтобы это был всего лишь ушиб и утром мне полегчало. Дыхание № 7 — жалкая какофония, а его блаженный сон для меня оскорбителен. Я лежу совершенно неподвижно, мягко отталкивая его всякий раз, когда он пытается обхватить меня рукой, и пытаюсь сконцентрироваться на неглубоком дыхании, чтобы не тревожить ребра. Сердце колотится, уснуть я точно не смогу. Злюсь на № 7 и на себя, раненую, за то, что вообще оказалась здесь. Ведь интуиция нашептывала, подсказывала мне, что № 7 — не для меня. Когда в комнату осторожно просачивается дневной свет, Марк прекращает сопеть, и я наконец-то отключаюсь. Сквозь сон мне слышно, как он ворочается. Потом кровать слегка накреняется — он встает, но я не готова приветствовать ни его, ни день, поэтому не шевелюсь и притворяюсь спящей. Из кухни доносятся звуки его движений: он гремит дверцами шкафов, готовя кофе, а затем раздается знакомый и желанный звук кофемашины. Через несколько минут он снова забирается в постель. Я подглядываю сквозь ресницы — он устроился рядом с кружкой кофе и айпадом — и пытаюсь уснуть. Мне снится, что я в парке с Джорджией. Она падает с горки, меня подбрасывает от неожиданного резкого движения — и я задыхаюсь от боли.

— Доброе утро, красотка, — говорит он, не обращая внимания на мое отчаяние, в его взгляде — нежность.

— Совсем не доброе. Я разбита, — цежу. — Всю ночь глаз не сомкнула. У меня сломано ребро, и должна сообщить тебе, что ты очень громко храпел.

Сверлю его взглядом. Знаю, что веду себя несдержанно и грубо, но его невинный вид приводит меня в ярость. Он как ни в чем не бывало отвечает, что вообще-то не храпит. Издаю смешок, уверяя, что он глубоко ошибается: храпит, и далеко не тихо, и если он считает, что я преувеличиваю насчет ребра, то это не так. Я уверена, что оно сломано. В голову приходит, что он может быть одним из тех, кто храпит только после алкоголя, и действительно не знать об этом. Он предлагает принести мне кофе, сочувствует боли и, погладив меня по голове, исчезает в кухне.