Сын Эльпиды, или Критский бык (СИ)

Потом мы быстро и деловито обсудили, что мне взять с собой. Матушка настояла, чтобы я забрал все золото, которое принес в моем поясе и посохе, - но то, что было в мешке, и прочее я оставлял ей и сестрам.

Я торопливо простился с Гармонией, малышкой и нашими слугами: Мирон и Корина заплакали, теперь уже от разлуки со мной, и обняли мои колени. А Гармония, как и мать, держалась. Сестра, печальная, похудевшая и повзрослевшая в своем темном платье, крепко пожала мне руку.

Эльпида напоследок сказала:

- Думаю, самое большее через год все уляжется и ты сможешь вернуться. Я буду извещать тебя о положении дел. Только не теряйся, милый!

По ее правой щеке скатилась слеза, и я потупился, со сжавшимся сердцем.

- Тебя могут разыскать и на Крите – тогда беги в Египет. Ты уже мужчина и справишься со всем. И всегда помни, что ты не один в мире, даже если тебе вдруг так покажется!

Я пожал матери руку и, быстро отвернувшись, пошел со двора.

Удача наконец-то улыбнулась мне – я нашел в порту корабль, который отправлялся на Крит. Однако мне едва хватило места: судно было переполнено… Как видно, слишком многие были перепуганы нападением персов или потеряли все в этой битве. Мне пришлось в оба глаза смотреть за своим имуществом: благо деньги были спрятаны надежно и близко к телу.

Когда корабль отчалил, я даже не испытал желания мысленно проститься с Линдом, - этот город детства, вдали от которого я провел так много времени, больше не казался мне невозвратной родиной… Неожиданно я ощутил, что родины у меня больше нет, - или даже что я отныне волен сам выбрать себе отчизну. Это было страшное чувство, близкое к предательству.

Я сел и, подтянув к себе свой посох, уткнулся пылающим лбом в колени. Я стал думать о Каллисте, о том, как он погиб, - впервые после бегства у меня появилась такая возможность…

Скорее всего, убил его кто-то из его собственных стражников, а потом вину свалили на бессловесного раба - и заодно на меня как на пришлеца. По какой причине? Их могло быть множество: обыкновенная алчность, ненависть к Каллисту за пособничество персам. Или кто-нибудь из ялисских аристократов, всегдашних сотрапезников моего хозяина, мог подкупить убийцу – чтобы потом прибрать к рукам имущество Каллиста Диагорида, ведь наследников у него, насколько я знал, не было!

Что бы ни совершил мой покровитель при жизни, теперь я жалел его. Жалеть другого всегда лучше, чем себя.

Я погоревал об отце – о том, что он погиб в расцвете сил, и о том, что мы так мало успели сказать друг другу… Хотя такая смерть, с мечом в руке, была для него наиболее желанной. Я всегда это знал.

Потом я задумался о том, куда теперь плыву – и стоит ли мне искать защиты у Критобула. Что успела ему рассказать о нас Поликсена?.. Ведь я так и не написал ей, ни разу: возможно, моя невеста сочла, что я ее забыл!.. Разве мало на свете вероломных мужчин и беспамятных мальчишек? А может, отец уже обещал ее другому, - а она промолчала, уверившись, что я не приеду?

А что теперь творится в Египте? Исидор рассказывал мне о “волнениях на севере”: может быть, эта страна после смерти Дария опять охвачена войной, только вести до нас еще не дошли!

Потом я приказал себе прекратить тревожиться: я ничего не мог изменить, так что лучше всего было глядеть вперед со спокойствием и твердостью. В таком настроении я и сошел на берег Крита.

Я направился к дому Критобула, всецело положившись на удачу.

========== Глава 18 ==========

Я шел по выжженной солнцем дороге, по которой мы когда-то гуляли с Поликсеной: с каждым шагом ноги мои все больше наливались свинцом. Я навьючил на себя все свое имущество - но тащил на своих плечах много больше: всю тяжесть пережитого мною и взведенных на меня обвинений…

Наконец я завидел впереди знакомый беленый дом, к которому вела тропинка между терновых кустов. Я остановился… меня охватило прежнее волнение при мысли о Поликсене и ее отце. Но сильнее всего я жаждал пристанища и отдыха. Я направился по дорожке к жилищу критянина.

Дом Критобула был обнесен оградой только сзади, со стороны двора, - и невысокий плетень отделял садик, где хозяйки выращивали розы. Неудивительно, что такая видимая бедность отваживала женихов, вдруг пришло мне в голову: возможно, персидская кровь Поликсены не имела такого значения, какое ей представлялось. Ведь женихи в первую очередь глядят на приданое, а потом уже на невесту!

Эта мысль меня приободрила. Я немного постоял перед крепкой сосновой дверью, представляя себе, какая меня может ждать встреча, - потом занес руку и постучал.

Некоторое время ответа не было. Потом с той стороны послышались легкие шаги, и женский голос глухо спросил:

- Кто там?

Кажется, это была сама госпожа! Я поспешно ответил:

- Я, Питфей, - сын Никострата и Эльпиды! Я был вашим гостем два года тому назад, госпожа!

Несколько мгновений в прихожей царило молчание; потом там кто-то заскребся, и тяжелый засов отодвинулся. За ним - второй. Эту дверь было бы нелегко вышибить, случись что.