Сын Эльпиды, или Критский бык (СИ)

Дверь отворилась: изнутри пахнуло травами. Госпожа Геланика стояла передо мной - ее зеленые глаза были полны изумления… но глядела она так, словно все эти годы ждала меня: именно меня. Поликсена ей во всем призналась!..

- Зачем ты приехал? - спросила хозяйка шепотом.

Не хотела, чтобы дочь раньше времени услышала…

- Это долго рассказывать, госпожа, и лучше не говорить об этом на пороге, - я тоже понизил голос. - Дозволь мне войти и передохнуть!

Геланика сделала шаг назад, пропуская меня в дом; но она все еще не давала мне дороги.

- Ты приехал к моей дочери? - требовательным шепотом спросила она.

Отпираться я не мог и не хотел: и кивнул.

- Да! Но не только!

В глазах Геланики выразилось огромное облегчение; хотя страх из них не исчез вполне.

- Поликсена дома. Идем со мной, - распорядилась она и, повернувшись, пошла впереди.

Это была уже постаревшая, поблекшая женщина; но когда-то она, без сомнения, пленяла многих мужчин. Ее волосы все еще блестели золотом, и фигура сохранила почти девическую стройность. А глаза такого дивного зеленого цвета, - цвета моря в его глубине, - я, кроме Геланики, видел у одной только Поликсены.

Геланика провела меня в общую комнату и усадила за стол.

- Сейчас позову дочь.

- Нет… постой, госпожа!

Я умирал от жажды; а при мысли о Поликсене во рту совсем пересохло.

- Прошу тебя, дай мне сперва пить. И разреши мне объяснить, почему я приехал!

Чувство долга не позволило мне повести себя иначе. И Геланика поняла, что я могу оказаться не лучшим из женихов для ее детища: она помрачнела и кивнула.

- Хорошо, сиди здесь. Я сейчас вернусь.

Она быстро вышла. Я обвел взглядом комнату, пытаясь унять свое волнение, - большой стол и две длинные лавки, на одну из которых усадили меня; пестрый ковер на полу с изображением красного солнца, решетчатые ставни на окне. Что изменилось за время моего отсутствия?..

Тут вернулась госпожа дома; за ней шла старая прислужница Ариадна с подносом, на котором стояли высокий кувшин, две глиняные чашки и блюдо с сухим печеньем.

- Выпей и подкрепись немного. А я послушаю, что ты хотел мне рассказать, - произнесла Геланика, усаживаясь напротив меня на лавку.

Очевидно, в былые времена ее муж бражничал тут с товарищами, - мне понравилась эта приверженность строгой старине, отсутствие пиршественных лож, которые так часто становятся ложами разврата. Критобул вообще казался человеком древнего исчезнувшего прошлого… Но тут Геланика окликнула меня:

- О чем ты задумался, Питфей? Я жду!

Она побледнела и сидела напротив меня, сжимая пальцы. Конечно, я уже извел ее молчанием! Я быстро кивнул и, схватив кувшин, налил себе в чашку какого-то пахучего темного фруктового напитка. Это оказался настой изюма и инжира.

Я жадно выпил, потом налил себе еще. Осушив вторую чашку, я обрел способность говорить.

Я коротко рассказал Геланике то, что счел наиболее важным, - имея в виду мое сватовство. Геланика слушала молча, не отрывая от меня глаз; и только пальцы ее сжимались и разжимались все чаще. Когда я кончил тем, что стал изгоем и теперь явился в их дом искать заступничества, госпожа стиснула кулаки и надолго застыла так.

Потом она подняла на меня глаза, - два изумруда, все еще вызывавших вожделение, - и спросила:

- И ты до сих пор думаешь, что мой муж отдаст за тебя Поликсену?

Мое сердце упало.

- Я думаю… нет, я могу только надеяться!

Геланика вдруг рассмеялась - в смехе ее прозвенел металл: эти нотки я уже слышал в голосе ее юной дочери.

- Моего мужа сейчас нет дома - он уехал по делам в Фест. И ты, конечно, не обрадовал бы его, рассказав о себе такое. Но я думаю, что Критобул отдаст тебе нашу дочь! Ведь ты знаешь, какое у нее приданое?

Она подразумевала, конечно, все свое тягостное прошлое - и прошлое дочери. Я кивнул.

- Я все знаю. Мы с Поликсеной говорили об этом.

Геланика опять странно усмехнулась - как будто я до сих пор многого не знал. Но больше ничего не прибавила.

- Сейчас я пришлю ее.

Госпожа поднялась и вышла из комнаты. И спустя несколько томительных мгновений я наконец-то увидел Поликсену.

Когда моя невеста появилась в дверях, я позабыл обо всем… о своих словах, о ее словах, о неясных предостережениях ее матери. Поликсена очень повзрослела за эти два года, она выросла - и необыкновенно похорошела. Ее густые блестящие черные волосы теперь были заплетены в две косы, спускавшиеся ниже талии; тело ее расцвело, и я с трудом заставил себя оторвать глаза от плавных очертаний ее бедер и округлостей грудей под пестротканым платьем. А на прекрасном смуглом лице ее я прочел радость, трепет ребенка, дождавшегося подарка… и волнение юной женщины, готовящейся ко вступлению в жизнь.

- Питфей! - воскликнула она. Протянула руку, но не осмелилась шагнуть мне навстречу. Я поднялся и направился к девушке: я взял ее за руку, и от этого пожатия по нашим жилам пробежал огонь.

- Я… так ждала тебя! Я боялась, что ты уже не вернешься! - воскликнула она дрожащим голосом.

- Как бы я мог, - прошептал я, с восторгом глядя на нее.

Ее пунцовые губы, - губы персиянки, - дрогнули в детской улыбке.

- Я сберегла твоего быка, а он сберег тебя!..