Чем он может помочь мне здесь, если в Египте и вправду идет такая резня?.. Я не знал и не хотел задумываться: бывают мгновения, когда осмотрительность - не лучший советчик мужчины.
Свою кифару, которая была тяжела и делала меня неповоротливым, я оставил в доме Критобула, - ее я тоже отдал на хранение Поликсене. Если мне еще придется играть, никто не скажет, что я делаю это из трусости и в ущерб долгу!
Хотя в Навкратисе и на подступах к нему было покамест спокойно, здесь уже ощущалась близость войны. В городе царила еще большая, чем обычно, суетливость, на широкой реке образовался затор - слишком много судов спешило вверх и вниз по течению, и зачастую тяжело груженные барки не могли разойтись, зацепляясь веслами. И в Навкратисе было непривычно много египтян: такого я еще не видел!
Помимо мирных жителей, множество воинов, опаленных солнцем, в круглых шлемах и кожаных панцирях поверх белых льняных рубах, наполнили городские казармы и улицы. Они были так злы, напившись вражеской крови и навидавшись убийств и пыток по всей Та-Кемет, что даже греческие стражники от них отшатывались, не решаясь дать отпор этим сплоченным отрядам. Впрочем, против эллинов я с их стороны насилия не видел - очевидно, греки сочли за лучшее давать египетским повстанцам все требуемое добром, снабжая их зерном, холстом для перевязок, палаток и парусов, кожами, а также оружием.
К такому-то отряду, который собрался возле готового отчалить корабля, я и решил прибиться - я заключил, что путешествовать с ними будет всего безопаснее. Не скажу, что это было легко.
Я подошел к одному из египтян - напомнившему мне тех наемников, которые позапрошлым летом охраняли меня и Исидора по пути на Родос. Этот человек, высокий, с пронзительными черными глазами, был десятником в своем отряде.
Я плохо владел египетским языком: но, увидев, что египтянин обратил на меня внимание, я улыбнулся и заговорил с ним, напрягая всю свою память.
- Я друг! Мне нужно на юг, и я заплачу!
- Друг?..
Египтянин впился в меня взглядом; а потом рассмеялся. Белые зубы и белки глаз зловеще сверкнули на темном лице.
- Деньги есть, экуеша? - спросил он. И приблизился ко мне вплотную: но я отпрыгнул назад раньше, чем он коснулся меня.
Я перебросил посох в левую руку, а правой схватился за кинжал. Кровь во мне забурлила, и мне показалось, будто сила моего отца передалась мне через его оружие!
- Деньги у меня есть, и я заплачу, - повторил я, сжимая зубы и уставившись в лицо противника. - Тебе еще не довольно крови на твоей земле?..
Улыбка сбежала с лица надменного африканца, и он приостановился. Очевидно, я хорошо дал понять, что за мое ограбление хотя бы одному из них придется заплатить жизнью.
- Хет! - сказал командир отряда, что значило по-египетски: так и быть. Он кивнул мне. - Ты поедешь с нами и заплатишь потом.
Десятник безрадостно усмехнулся, взглянув на своих молчаливых воинов.
- Это Маат.
Я понял его: египтянин подразумевал, что Маат, - божественной справедливости, - на его земле больше не будет. Я поблагодарил воинов, но они уже почти не слушали иноземца, занявшись своими делами.
Я вместе с ними подождал, пока матросы кончат погрузку, - египтяне везли на юг партию оружия, - а потом поднялся на борт. Гребцы с трудом вывели барку на середину Нила - к счастью, другие корабли к этому времени разошлись, и нам никто не помешал.
Какое-то время я стоял, глядя на реку и сжимая свой посох, как оружие. Мое возбуждение еще не прошло. Я не сразу почувствовал, что начальник египтян подошел ко мне.
Я резко повернулся - но он не проявлял признаков враждебности: египтянин спокойно спросил, докуда мне нужно добраться. Я понял его только по интонации.
- В Коптос… Гебту, - я употребил египетское название города.
- Гебту? Хорошо, - египтянин удовлетворенно кивнул и разразился длинной гортанной речью, из которой я понял только слово “либу”. Мои охранители везли все эти луки, щиты и копья ливийцам - дальше на юг. Может быть, они там формировали и обучали новые воинские отряды втайне от персов! Я еще не смел вздохнуть с облегчением - но моя тревога за Исидора уменьшилась. Возможно, Коптос война обошла стороной!
Я сел и, скинув котомку, вытащил из нее свое плетение: я по-прежнему занимался этим, чтобы пальцы не утрачивали гибкости, и такие упражнения хорошо успокаивали. Египтяне были постоянно настороже и гораздо лучше знали, что ждет нас выше по течению, - так что для меня было излишне все время оставаться в напряжении.
Вскоре, однако, я вынужден был оторваться от своего занятия: я услышал полные ненависти и отвращения возгласы египтян. Воины показывали друг другу на берег. А взглянув в этом направлении, я выронил недоплетенный коврик из лозы.
Горело какое-то селение - тростниковые крыши хижин были подожжены стрелами. На берегу валялись обезображенные, окровавленные трупы селян; обезглавленное тело одной молодой женщины наполовину утонуло в воде, и по реке широко расплывалась кровь. Меня затошнило, как тогда, когда я мальчиком принял участие в битве с пиратами: хорошо, что мы плыли против течения.