Сын Эльпиды, или Критский бык (СИ)

Однако все эти зрелища давно стали для воинов Та-Кемет привычными. И я понял, что не горящие дома и не зарубленные люди вызвали их негодующие восклицания. Проследив за взглядами солдат, я увидел, что на трех пальмах вниз головой повешены дети - мальчики не старше шести лет, голые и мертвые: их прибили копьями за лодыжки к чешуйчатым стволам… Причем, скорее всего, подвесили их еще живыми!

Вот тут меня вырвало: накатила ужасная слабость и я перегнулся через борт, сотрясаясь от спазмов. А потом я ощутил на плече жесткую руку начальника отряда - он вздернул меня на ноги, как когда-то отец.

- Что, экуеша, у вас так еще не было? - усмехаясь с ненавистью, спросил египтянин. Я не понял самих слов - но мне как никогда казалось, что мы с этим человеком говорим на одном языке.

- Не было и не будет, - сухо ответил я.

Я утер рот и поклялся себе больше не раскисать.

По пути на юг мне пришлось наблюдать еще не одну такую картину: и чувствительность моя поуменьшилась. Впрочем, я уже видел разоренные персами деревни у нас на Родосе, - в египетских селениях вид и запах смерти были такими же. Я понял, однако, что в первой деревне с жестоко казненными детьми побоище было недавним - возможно, мы разминулись с персидскими карателями всего только на пару часов. А другие деревни пожгли давно, трупы были по большей части убраны, и персов мы поблизости не видели.

Но, приближаясь к Мемфису, я опять увидел огонь. Персы жгли все, что могли, - они поклонялись всеочищающему пламени, которым поражал врагов их единый бог, Ахура-Мазда.

И я понял, что в Мемфисе прямо сейчас идет сражение. Я увидел бойню на улицах! И увидел, что на восточном берегу собрались персидские всадники в пестрых одеждах с ромбическим орнаментом, с мощными луками за спиной!

- Пригнись, экуеша! - вдруг рявкнул у меня над ухом командир египтян: я упал плашмя, еще не успев сообразить, что происходит, и тотчас надо мной просвистела стрела.

Нас обстреливали еще некоторое время, а потом персы на берегу ввязались в драку, и мы смогли проскочить. Был убит один гребец и ранены двое воинов. К счастью, не смертельно. А мне, когда все кончилось, стало очень стыдно, что я так и не смог ничем помочь моим товарищам поневоле!

Я предложил себя на место мертвого гребца. Египтяне удивились и посмотрели на меня с одобрением, но сказали, что это не нужно: запасной гребец на судне имелся.

Больше мы такой опасности не подвергались - но это происшествие сблизило меня с египетским военачальником, спасшим мне жизнь. Его звали Аха-Рахотеп, то есть “Воин, угодный Ра”. Я понял, что он был потомственный южанин, как и Исидор, и начал свою службу уже при Дарии; и смирился со своей долей, как многие. Но теперь “его мера переполнилась” и он обратил свое копье против врагов Та-Кемет…

Я искренне посочувствовал этому отважному человеку. Но обрадовался, узнав от него, что в Коптосе персов еще нет.

Тогда и Аха-Рахотеп, в свою очередь, спросил, кто ждет меня в Коптосе. Мое путешествие было поистине необычно в нынешних обстоятельствах - большинство чужеземцев из южных городов изгнали или истребили. Неожиданно мне стало страшно, что меня там убьют, даже не разобравшись, кто я такой!

Я объяснил как мог доходчиво, что в Коптосе живет мой брат. Египтянин изумился, но потом истолковал мои слова по-своему: его отец застал те времена, когда греков в Египте жаловали. И старый фараон Амасис благоволил им. Тогда немало греков и египтян переженились между собой.

Аха-Рахотеп сказал, что, когда мы причалим в Коптосе, он сам проводит меня до дома Исидора. И задумчиво прибавил, что не возьмет с меня денег. Это, как сказал египтянин, правда его сердца, которое открыто всемогущему Осирису.

Я, конечно, горячо поблагодарил начальника отряда повстанцев, - но настоял на том, чтобы заплатить за сделанное мне добро. Мне хотелось помочь его делу, каким бы безнадежным оно ни представлялось…

По мере продвижения на юг следы разрушений стали попадаться все реже - а южные города, мимо которых мы проплывали, имели совершенно нетронутый и неприступный вид, словно эту землю никогда не попирала вражеская нога.

В Коптосе мы остановились. И Аха-Рахотеп, взяв с собой троих солдат, отправился в город по своим делам: они захватили с собой меня.

Городская стража досматривала нас очень тщательно - и без моих спутников-египтян меня бы точно не пропустили: я видел, как Аха-Рахотеп выгораживает меня, сопровождая свои слова выразительными жестами. Я, охваченный вдохновением, назвал имя и должность своего коптосского родственника: Исидор, сын Тураи, смотритель караванных путей и жрец Хнума. Как это будет по-египетски, я помнил.

Наконец мне поверили… это значило, что Исидор все еще жив!

Мы быстро дошли до его дома. И я постучался, попросив моих охранителей подождать.

Исидор открыл мне сам. Он был дома, и он очень изменился, как вся его страна.

Сын моей царственной бабки вырос, раздался в плечах и снова отрастил волосы - таким я любил его гораздо больше, чем в облике отрешенного жреца; и по глазам моего друга я понял, что он воевал.