- Да, да, - я закивал, тоже улыбаясь и не зная, куда деваться от смущения и счастья. Но я помнил, что мне нельзя наслаждаться этим краденым счастьем, пока я не посвящу Поликсену в то, что ей следовало знать.
А девушка уже почувствовала, что меня что-то гложет, и улыбка ее потускнела.
- Что случилось? Расскажи! - потребовала она.
Мы сели друг напротив друга за стол, и я рассказал. Я поведал обо всем, что составило в эти годы мою славу, - и обо всем, что могло бы отвратить мою суженую от меня. Поликсена слушала, не прерывая меня, - неподвижная, как идол, только глаза и щеки ее все больше разгорались.
И я так и не упомянул о своем любовном приключении… о своей измене. Говорят, будто восточные жены отличаются особой покорностью: это правда лишь отчасти, как большинство сплетен. Мужчины горазды повторять лишь то, что льстит их самолюбию. Поликсена была очень чуткой девочкой, и она была влюблена в меня - теперь же ее чутье по-женски обострилось. Узнай она о моей случайной измене, это не только страшно оскорбило бы ее: это могло вызвать самые непредвиденные последствия. Азиатки умеют любить очень преданно - но бывают весьма властолюбивы, куда властолюбивее эллинок; и, к тому же, мстительны и памятливы.
И я не хотел, - видят боги, - не хотел ранить ее!
Когда я закончил, мы некоторое время молчали. И потом я насмелился спросить:
- Так ты согласна стать моей женой? Не передумаешь теперь?
Глаза ее сверкнули.
- Ты оскорбляешь меня! Конечно, я не передумаю!
Вдруг она проворно поднялась и, обогнув стол, подсела ко мне. Ее теплая близость, лилейный девический аромат окутали меня, вызвав во мне неукротимую жажду… не одного только ее тела: жажду всего ее существа. Поликсена положила мне на плечо свою теплую тяжелую головку, и одна из ее кос, свесившись, защекотала мне руку.
- Так долго еще ждать! - прошептала она.
Не в силах совладать с собой, я склонился к ней, и наши полураскрытые ищущие губы встретились. Это был уже не тот робкий голубиный поцелуй… я теперь знал, чего я жажду, и знал, как это получить. Поликсена отвечала мне трепетно и пылко. Я неимоверным усилием заставил себя отстраниться.
- Нам нельзя… еще нельзя!
- Да, конечно, нельзя, - Поликсена быстро отстранилась и, пылая от смущения, стала приводить в порядок свое платье и волосы.
Потом она встала и на всякий случай отсела от меня подальше, на табурет.
Я глядел на нее, лишившись языка, наполняясь восторгом властелина… сознавая, что я буду первым у нее, первым, кому она явит сокровища своего тела и души и кто присвоит их… Это неизведанное царство женской души манило меня и страшило. Девственница всегда заключает в себе для мужчины пугающую загадку.
Наконец я спросил, одолев немоту:
- А скоро ли вернется твой отец?
Поликсена покачала головой.
- Нет, его не будет еще дней двенадцать. Он только уехал, мы привыкли к таким отлучкам.
Она помрачнела, вспомнив о том, что я приехал просить защиты.
- Но ты, конечно, можешь…
- Нет!
Я вдруг принял решение.
- Я не могу, Поликсена! Мне нельзя оставаться у вас… рядом с тобой… пока твоего отца нет! Или ты сама не понимаешь?
Глаза девушки наполнились изумлением, по смуглому лицу опять разлился румянец. Она стянула свое пестрое платье на груди, хотя оно и без того было закрытым.
- Я понимаю, - медленно проговорила она, - но я думала, что тебе можно верить!
- Разумеется, моя дорогая!..
Я подался к ней, не вставая с места.
- Конечно, ты можешь верить мне во всем; но люди… люди такого не прощают! И я не хочу опорочить тебя перед отцом! Я приеду снова, и скоро, и тогда поговорю с ним сам!
Губы ее тронула улыбка.
- А если ты его опять не застанешь?.. Куда ты сейчас направишься?
- В Египет, - сказал я.
Тут Поликсена вскочила с места.
- Нет, туда нельзя! Ты что, не слышал? Там опять война!.. На всем севере полыхают восстания и бьют персов, а персы зверствуют!
- Так вот каковы твои сородичи, - не сдержался я.
Поликсена метнула на меня молниеносный взгляд из-под ресниц.
- Да, они таковы! Таковы закон войны и право сильного!
Я вдруг рассвирепел: девчонка напомнила мне о том, что творилось у меня дома, о смерти отца. И она еще хвалилась разбойной удалью своих предков и ненасытимой жадностью царей!
Я подумал, не совершил ли я роковую ошибку… Но кем я теперь буду, если, потеряв все, отрекусь еще и от невесты?
Я взглянул на девушку исподлобья.
- У меня в Египте живет родич - он мне как брат, ты знаешь! Если там война, я тем более должен ехать к нему! А с твоим отцом я непременно поговорю позже!
- Нет!..
Поликсена откинула назад косы: ее изящные ноздри раздувались.
- Это “позже” никогда не настает! Если ты хочешь быть моим мужем, ты поговоришь с моим отцом сейчас, как мужчина! Слышишь?..
Она смотрела на меня, скрестив руки на груди, - гордая маленькая царевна. Я вспыхнул.
- Хорошо, я буду мужчиной и дождусь твоего отца! Ты довольна? Но только не в твоем доме! Пусть кто-нибудь скажет мне, где тут у вас постоялый двор!
Поликсена улыбнулась и захлопала в ладоши - точь-в-точь как тогда, когда я порадовал ее, разведя костер в развалинах кносского дворца два года назад.