- Надеюсь, что у тебя дома все хорошо, - сказала она, всем своим видом демонстрируя, как ее оскорбили мои сомнения.
- Прости, я не в тебе сомневался! Ведь и другие могли прочесть его, - поспешно сказал я.
Поликсена фыркнула, но ничего не сказала. Она даже отвернулась. А я торопливо сломал печать и развернул послание.
Матушка писала, что в Линде все спокойно, - но она просит меня ответить ей поскорее, до начала штормов. Ведь потом мы опять больше, чем на полгода, будем разлучены. Я невольно подумал, что значит это время разлуки для нее, - особенно теперь, когда мать вдовеет. Сколько у нее прибавится морщинок и седых волос за эти месяцы? Дочери заменить сына никогда не смогут…
Потом Эльпида призналась, что меня искали в Линде, чтобы под стражей отвезти в Ялис и там предать суду. А ведь в нашем городе меня каждая собака знала - Питфей Гефестион в короткое время стал известен на весь Родос. Вот что значит слава!
Преследователи доставили немало тревог нашему дому, но тронуть Эльпиду не посмели. Ей предъявить было нечего - мама разбиралась в законах. Вдобавок к этому, она обратилась за помощью к одному из друзей нашего дома, которому несколько раз случалось быть председателем общественного суда в Линде, и который постоял за нее перед ялисцами.
Мама пристально следила за событиями в Ялисе - травля, которую устроили клеветники и злопыхатели, принесла нашему дому новую славу, и о ней вспомнили многие знакомые, переставшие у нас бывать после смерти Никострата. Таким образом матушка узнала, что по обвинению в убийстве Каллиста, в конце концов, был наказан кнутом и повешен несчастный раб - и на том все успокоились: шакалы из городского совета растащили Каллистовы богатства и продали оставшихся слуг.
Мне стало жаль этих обездоленных рабов - и, прежде всего, казненного Тимандра: я никогда не присматривался к тому, чем он занимался, но думаю, что при жизни этот смазливый малый служил хозяину в постели. Каллист был не настолько распущенным, чтобы часто менять мальчиков, - он удовлетворялся одним… А теперь слуга умер следом за господином, и, скорее всего, совершенно безвинно!
И я подозреваю, что моя мать, - эта женщина самого благородного сердца, - хотела, чтобы я даже в нынешнем моем положении узнал, что раб Тимандр погиб вместо меня…
В конце Эльпида присовокупила ту же настоятельную просьбу: ответить ей поскорее и сообщить о том, что я намерен делать в этом году. Следующим летом я уже мог бы вернуться, и это было бы очень желательно, - мне, как и Исидору, требовалось взять в руки дела отца. Но только на мне ответственность была побольше, ведь на моем попечении оставались две сестры!
Задним числом меня неприятно удивило, что мать писала с такой уверенностью, - как будто со мной ничего не могло случиться в этом путешествии. Только потому, что я “мужчина”! Но тут же я укорил себя: конечно, матери просто хотелось верить в лучшее, и она почувствовала бы, если бы я пострадал или погиб…
Я незамедлительно принялся за письмо, и настрочил длинный ответ матери. Сказал, что собираюсь попытать счастья в Фесте, продолжив свои выступления; сообщил также, что Исидор женился на египтянке-сироте из знатного семейства Дельты. О войне в Египте я рассказал в самых скупых выражениях - матушка отлично могла домыслить подробности, и ни к чему было волновать ее более необходимого.
Я немного погостил у Критобула - и я показал будущим родственникам свои умения, которые демонстрировал дома. Всем понравилось, а главное - моей невесте. К моему удивлению, Поликсена попросила у отца разрешения спеть со мной, и, на ходу перенимая слова и мелодию, пела своим мягким, но сильным девическим голосом даже лучше моей сестры. Хотя Гармонию мама учила музыке с раннего детства.
Неужели сердце указало мне девушку, подобную моей матери?.. Однако Поликсена была совсем другая. И, скорее всего, свои дарования она унаследовала от отца или персидских бабок, жемчужин чьих-то гаремов…
Это были чудные дни - я и моя избранница узнавали друг друга с новых восхитительных сторон. Я наслаждался моей розой, еще не изведав ее шипов. Мое желание росло, мучило и вдохновляло меня, - я уже не представлял, как раньше мог жить без этого.
Перед тем, как мне покинуть Кносс, Поликсена позвала меня на прогулку в свой дворец. Это стало нашим маленьким священным обрядом: женщины особенное значение придают подобным ритуалам.
Мы с ней побродили по залам, любуясь яркими, как встарь, настенными изображениями морской и придворной жизни; посидели в нашем дворе, на широких ступенях портика, - нам было хорошо просто помолчать вдвоем, обнявшись. Я гладил Поликсену по длинным косам, а она затихла, прильнув к моему плечу. Куда уносили мою подругу мечты? Помнила ли она о том, в какое время нам выпало жить и что творится в мире?.. Я не знал, и не хотел нарушить волшебство этих мгновений.