Мы вернулись домой к ужину - Геланика со своей служанкой расстарались, приготовив все самое вкусное: жареного гуся, сладкий пирог с миндалем, пряное вино. Я захмелел, и Поликсена тоже: моя чернокосая подруга разрумянилась и смеялась, решетчатые ставни позади нее отбрасывали нежную узорную тень, и все мое существо было пронизано ее красой, как светом. Нам стало еще лучше, так беспричинно хорошо, как бывает только в юности. Так много было пережито, но для нас с нею все еще только начиналось!
На другой день я начал собираться в Фест. Повторялась история моего знакомства с ялисцами: Критобул вызвался сам отвезти меня в город, чтобы представить одному своему другу, критскому дорийцу Архидему.
Я очень надеялся, что здесь все не кончится столь ужасным образом, как дома. Начало прошло гладко - этот критянин ничего не слышал о моем изгнании, и оказался хорошим хозяином, который, как и Каллист, жил в свое удовольствие. Правда, господин Архидем был удачно женат и имел двоих сыновей и дочь; и дом его стерегли два молосских пса*. Он тоже предоставил мне каморку в своем доме - и на первом дружеском пиру пригласил меня выступать.
Когда я вышел к гостям в шафраново-желтом хитоне артиста, поклонился и назвал себя, среди мужчин произошло большое волнение: и я внутренне дрогнул, поняв, что слухи из Ялиса достигли их. Праздные мужчины, - если не болтают на агоре как афиняне, - начинают сплетничать как бабы, право слово!
Я боялся представить, что они могли наговорить обо мне друг другу и к чему это приведет; но шум быстро улегся, и один из гостей потряс трещоткой, призывая меня продолжать.
Принимали меня хорошо, лучше, чем я ожидал: хотя я не терял времени даром и постоянно учился, упражнялся и сочинял новое. Даже в обескровленном Египте, не имея с собой привычного инструмента, я воспользовался случаем: Исидор по моей просьбе несколько раз приглашал к обеду местных музыкантов, у которых я перенял мотивы и приемы, неизвестные у нас.
А может, прав оказался Критобул и скандальная слава мне пригодилась?.. Или свою роль сыграл мой недостаток - хромота может заинтересовать больше, чем безупречная красота! Так или иначе, я собрал на этом пиру и на других богатый урожай. Не хочу перехвалить себя, но меня полюбили, начали звать направо и налево: а я запрашивал немалую цену. Я даже сыграл в театре, в нескольких постановках. Траты мои были невелики - но для таких, как я, вольных бродяг, денег не бывает слишком много: они уходят сквозь пальцы, и ты остаешься без средств к существованию, когда этого совсем не ждал…
Часть я откладывал - нам с Поликсеной на свадьбу и обзаведение; часть намеревался отдать матери и сестрам. Наученный горьким опытом, я не оставался под одной крышей слишком надолго: помимо Феста, я выступал и в Гортине, и в самом Кноссе. Снова оказавшись рядом с Поликсеной, я часто виделся с ней, приносил ей новости из большого мира. Моя любимая расцветала от этого еще больше, чем от поцелуев и подарков. Больше всего женщины хотят не того, чтобы их баловали и ласкали, - они хотят приобщиться к важным делам мужчин! Поликсена полюбила меня, угадав во мне одного из тех немногих, кто понимает это и для кого это существенно.
За эту осень, зиму и весну я скопил сумму в пятнадцать мин - цена трех лошадей или трех образованных рабов. Мне надлежало вернуться домой, к матери и сестрам.
Я простился с Поликсеной - она плакала от нетерпения и печали, сжимая мои руки. Ей было уже пятнадцать лет, и она изнемогла от желания стать моей: чтобы, предавшись мне, вырваться на свободу из клетки…
Нечего и говорить, как этого хотелось мне самому! Но, все как следует обдумав, я сказал моей подруге вот что:
- Давай подождем до будущего года.
Глаза Поликсены погасли, руки в моих ладонях стали безжизненными. Я поцеловал обе узкие ладошки. А потом торопливо воскликнул:
- Ведь ты знаешь, что у меня есть сестра твоего возраста! Я не могу устраивать свою судьбу, не позаботившись сперва о ней. На все сразу денег и сил не хватит.
Я лукаво улыбнулся, перебирая ее смуглые пальчики.
- А представь себе, как прекрасно будет, если мы сыграем две свадьбы, одну за другой, - Гармонии и нашу с тобой…
Поликсена опять нерешительно, недоверчиво заулыбалась. А потом ревниво спросила:
- А чью раньше?
Ох уж это неистребимое женское тщеславие! Я рассмеялся.
- Сначала Гармонии. А потом, когда мое сердце будет спокойно за нее, я вернусь к тебе, и мы поженимся здесь. Тут, в Кноссе, все будет только наше!
Поликсена радостно бросилась мне на шею. Мы простились бурно и нежно, и сладкая боль расставания заставляла все сильнее предвкушать новую встречу, окончательное соединение.
Каюсь, у меня возникла было мысль - почему бы не сыграть две свадьбы одновременно? Но это было бы слишком громкое событие, и чересчур большое потрясение для всех моих женщин. И нельзя было раскачивать нашу лодку слишком сильно - обо мне и так уже много говорили на обоих островах.