Сын Эльпиды, или Критский бык (СИ)

Я опять склонился к девушке и поцеловал ее в нежную шею, ощутив биение жилки и жар ее тела. Меня охватил неутолимый голод… мне хотелось взять ее, поглотить ее всю; но вдруг я начал ощущать ее тело как свое, и ее трепет и наслаждение как свои. Это было поистине чудо бога, сочетавшего нас… Поликсена замирала под моими поцелуями, у нее начали вырываться стоны. Самые потаенные струны моего существа отзывались ей, и я, жаждавший ее, уже не был собою. Я ласкал ее коралловые соски, целовал живот; потом потянулся к шнуру, скреплявшему ее набедренную повязку поверх черного треугольника волос. Я обнажил ее совсем - моя жена источала тот женский аромат, который лучше всяких смол и благовоний.

Мне очень захотелось попробовать ее на вкус, как пчела собирает нектар с цветка; но меня остановила мысль, что моя девственная невеста оттолкнет меня со стыдливым ужасом, и магия окажется разрушена. У нас еще будет время для всего! Я проник между ее бедер рукой, и она ахнула, сжав ногами мою ладонь; но потом покорилась мне. Я ласкал ее долго, пока она не стала вскрикивать, перекатывая голову по покрывалу, и я не ощутил, что она совсем готова.

Я лег между ее бедер, опираясь на руки, и нежно погладил ее по щеке: зеленые глаза Поликсены потрясенно распахнулись навстречу мне. Я улыбнулся ей. Когда я взял ее, мы видели друг друга.

Потом голова ее опять откинулась, глаза закрылись; но вскоре она начала отвечать на мои движения, подняв колени и сжав меня ногами. Опыт научил меня, что самое сильное удовлетворение женщина получает, когда ее воля участвует в обладании, когда она движется навстречу мужчине.

Я излился в нее, и это был миг чистейшей, ни с чем не сравнимой радости: я стал всем, слился с целым миром, воспарив в блаженном безмыслии…

Но Поликсена лежала подо мной, побежденная мною, жаждущая успокоения. Я осторожно оставил ее, отодвинувшись в сторону; потом тронул за плечо. Она вздрогнула и повернула ко мне голову, взглянув на меня.

- Тебе было хорошо? - прошептал я.

- Да, - ответила она. - Очень.

Потом она задрожала - ее влажное тело озябло. Тогда я быстро надел набедренную повязку, придвинулся к ней и закутал нас обоих в мой плащ. Я почти сразу заснул, счастливый как никогда.

Проснулся я раньше Поликсены - факел наш догорел и погас, но уже светало. Некоторое время я смотрел на мою жену в утреннем свете, и блаженство переполняло меня. Она была моя подруга, такая же, как я; и, в то же время, она была предназначена мне одному, источник только моей силы и счастья. Но было в ней то, что выше всякого обладания, - то женское, что священно и вечно… И я был бесконечно благодарен моей возлюбленной, что она вверила себя именно мне!

Поликсена проснулась и потянулась, слегка застонав. Я в тревоге подался к ней. Но она улыбнулась мне и, краснея, закуталась в плащ.

- Отвернись, - попросила моя жена.

Я послушался. Она некоторое время шелестела своими одеждами, и я почувствовал, когда стало можно повернуться. Поликсена, в своем алом платье с пестрыми оборками, сидя заплетала косу.

На моем плаще осталось небольшое кровавое пятно, и я свернул его, повесив на плечо. Потом помог Поликсене подняться. Она поморщилась.

- Мне еще больно… не приходи ко мне несколько ночей, хорошо? - попросила она.

Она приказывала и молила сразу. Похотливый зверь во мне взъярился, когда на него накинули эту узду; но человеческое счастье и любовь оказались сильнее. Я серьезно кивнул.

- Конечно, дорогая.

Поддерживая друг друга, мы выбрались наружу. Назад мы пошли гораздо медленнее, и нам несколько раз попались одинокие путники, провожавшие нас удивленными взглядами. Поликсена, робея при свете зари, жалась ко мне. А я чувствовал готовность защитить ее от любого!

Мне уже представлялось, что придется защищать мою жену от родителей. Критобул сам открыл нам дверь и окинул нас хмурым взглядом; однако упрекать и расспрашивать не стал. Уж он-то наверняка давно догадался, куда мы могли пойти в эту ночь…

Поликсена отправилась к себе - совершить омовение и отдохнуть. А я ощущал себя очень странно. Как будто наступил промежуток между свадьбой и настоящей супружеской жизнью: ведь я обещал Поликсене не касаться ее снова, пока она не захочет.

И куда мы направимся дальше? Ведь, конечно же, дом критянина был для нас только временным пристанищем!

Я вымылся, переоделся и вышел на задний двор: там я присел на скамеечку, сложенную из камней. Мне очень хотелось заняться каким-нибудь делом! Во мне бурлила небывалая жажда свершений: но все прежние холостяцкие занятия вдруг утратили для меня свою значительность. Даже музыка.

Тут я заметил, что в глубине двора кто-то сидит: присмотревшись, я с удивлением понял, что это Ариадна, вращающая гончарный круг. Прислужница сама лепила горшки! Может, я пособлю ей в домашних делах?

Конечно, многие сочли бы такой порыв недостойным благородного эллина; но мне было наплевать. Я встал и подошел к старой женщине. Наверняка ей было нелегко с нами четырьмя, пусть даже хозяйка с дочерью тоже работали.

Ариадна выпрямилась с приветливой улыбкой; она неловко держала перепачканные в глине руки.