Сын Эльпиды, или Критский бык (СИ)

- Варазе, - мрачно ответила Поликсена. - Он тоже называется моим братом, но мне он по крови совсем чужой, и моей матери тоже. С Фарнаком они братья по отцу, как тебе известно! Они очень любили друг друга и всегда были заодно… но не тогда, когда дело шло обо мне!

Жена глубоко взглянула мне в глаза.

- Варазе - на три четверти перс, сын персидской княжны Артазостры, родственницы Дария: и он всегда был очень спесив… Он насмехался надо мной и изводил, когда я подросла, потому что я была девочкой… и незаконной дочерью… Но Фарнак всегда бросался на мою защиту, хотя признавал Варазе старшим и главным! Однажды мы втроем отправились на прогулку в горы, братья любили охотиться вместе… и там они так подрались из-за меня, что едва не убили друг друга!

- И покинули дом они тоже из-за тебя? - не удержался я. Женщина всегда служит причиной распрей, даже самая лучшая!

Особенно лучшая…

- Нет, не из-за меня… или, во всяком случае, это было не главное: они решили податься на службу к Ксерксу, - ответила Поликсена. - Но это ты и так понял! Они уплыли вдвоем, на одном корабле, когда им было по семнадцать лет!

Я кивнул.

- А что Варазе? Он возвращался домой? Где он теперь?

Поликсена вздохнула.

- Никто не знает, и Фарнак, наверное, тоже… Кажется, наш старший брат тоже выслужил славу и получил сотню под свое начало. Но ведь ты слышал, как много воюет Ксеркс!

Она помолчала, склонив голову.

- Может быть, Варазе погиб. Но он был чужой всем нам, кроме Фарнака: думаю, теперь даже матушка о нем не жалеет.

- Постой-ка, - вдруг я вспомнил кое-что, насторожившее меня. - Фарнак соблазнял тебя ионийским царством… и утверждал, что он один может даровать его тебе! Стало быть, он не знает, что я наследник ионийской царицы? Ты не говорила ему?..

Поликсена подняла черные брови-полумесяцы.

- Я что, совсем глупа? Разумеется, нет! Фарнак знает, что ты Питфей Гефестион, хромой музыкант с Родоса, и больше ничего, - на ее пурпурных губах мелькнула улыбка; но тут же исчезла.

Вдруг жена как-то по-особенному взглянула на меня.

- Или ты тоже метишь на престол, мой господин?

Я мотнул головой; и принужденно рассмеялся. Хотя от взгляда Поликсены и ее невинного вопроса ощутил неприятный холод внутри.

Однако слова у нее кончились - и слезы тоже, слава богам. Я был рад, что больше нам не придется говорить о ее братьях и не придется опасаться их до весны.

Между нами возникло отчуждение, которое было трудно преодолеть. Мне казалось теперь, что моя жена принадлежит к миру, которого мне никогда не постичь, - и персидская нравственность включала в себя многое, чего я никак не мог бы одобрить!

Но она была моя единственная, моя несравненная, - и теперь стала еще дороже. Мне следовало отправиться зарабатывать деньги, и я с великим трудом заставил себя покинуть жену. Похитители и насильники, угрожающие моему счастью, мерещились мне за каждым углом.

Я пересилил себя и опять отправился в Фест, где выступал две недели. Потом навестил жену - писать ей я не решился. Поликсена рассказала мне, что Эриду подвизался в качестве корабельного плотника: он помогал Критобулу в починке кораблей, это была тяжелая и зачастую опасная работа. Критобул больше не выходил в море, но стал кораблестроителем, и постоянно получал подряды.

Сама Поликсена похвасталась новым ковром, изображавшим зеленый лик Посейдона в обрамлении рыбьих чешуек, с длинными волосами-волнами. Работа была прекрасная, и я отдал ей должное: но меня теперь с души воротило от вида жениного ткацкого станка, и Поликсена предусмотрительно распорядилась вынести его в свободную комнату.

А я спел Поликсене песню, сочиненную в ее честь, - сравнивал ее с золоторогой ланью, называл солнцем и луной моей жизни: а заканчивалась песня тем, что красота моей возлюбленной неуловима для смертного. Стоит попытаться облечь ее в слова, как она примет новую форму, еще более совершенную!

Поликсена слушала в упоении, со слезами восторга.

- А ты пел эту песню еще кому-нибудь? - спросила она, когда я умолк.

Я отложил кифару и покачал головой.

- Нет. Это только для тебя. Так же, как твоя краса - только для меня, - я улыбнулся ей.

Той ночью Поликсена была сама нежность и страсть: мы несколько раз предавались любви, и ее желание казалось сильнее и острее моего. Я даже думал, что мы зачали дитя, несмотря на сильфий; но средство матери действовало безотказно. Я был почти разочарован…

Потом я поехал в Ликт, где когда-то купил Эриду на невольничьем рынке. Там меня еще не знали - но быстро нашлись люди, видевшие и слышавшие меня в других концах острова. Просто чудо, что о супруге моей критяне не слыхали, - или, может быть, не говорили мне этого в лицо? Верх неприличия - обсуждать жену при ее муже, что у персов, что у эллинов!

Я снова вернулся домой в Кносс, когда солнце повернуло на весну. И там Эриду встретил меня новостью.

- Я построил тебе корабль, господин, - сказал он.

Я был ошеломлен.

- Ты - мне? Сам?..

Вавилонянин рассмеялся: я редко слышал его смех.

- Не тебе, и не сам, - признал он. - Но ты поплывешь на этом корабле в Азию, господин. Он тебе понравится.