Табакерка императора

— Но ажан хитер. Он кладет атласный пояс в карман и ничего не говорит. На звонок в дверь откликаются две испуганные женщины. Их имена… — месье Горон заглянул в миниатюрную записную книжечку. — Иветт Латур, личная горничная мадам, и Селестин Буше, кухарка.

Женщины шепчут в темноте и прикладывают пальцы к губам. Потом они провожают ажана в комнату на первом этаже и рассказывают о том, что видели.

Иветт Латур говорит, что ее разбудил какой-то шум. Она вышла из своей комнаты и увидела, как мадам Нил крадется назад в дом. Встревоженная Иветт (хотя ее не так легко испугать) разбудила кухарку — Селестин Буше. Они потихоньку спустились вниз, заглянули в спальню мадам Нил и увидели, как та, тяжело дыша от напряжения, смывает кровь с рук и лица и пытается удалить пятнышки крови с белого кружевного пеньюара, чей пояс исчез. Месье Горон бросил быстрый взгляд через плечо.

Количество людей на террасе отеля «Донжон» постепенно увеличивалось. Солнце, заходящее за сосновый лес по другую сторону рю де ла Форе, теперь светило им в глаза.

Картина происшедшего выглядит почти невыносимо четко, отметил Дермот Кинросс. Крадущаяся женщина, подсматривающие служанки, возбужденное лицо, размноженное зеркалами… Она возникала из темной ночи зла — епархии полиции; она наплывала и из мрака психологии — его собственной епархии.

— А потом? — спросил он, пока воздерживаясь от суждений.

— Ну, наш ажан призывает обеих служанок, Иветт и Селестин, к молчанию, храбро поднимается на второй этаж и стучит в дверь спальни мадам Нил.

— Она была в постели?

— Напротив, — не без восхищения отозвался месье Горон, — она переодевалась для выхода на улицу. Мадам объяснила, что месье Хорейшо Лоз разбудил ее телефонным звонком — другим звонком, обратите внимание, — всего несколько минут назад, сообщив ей о трагедии. По ее словам, до тех пор она ничего не слышала. Ни полицейских свистков, ни криков на улице. Ничего!

Боже мой, какое актерское мастерство, дорогой доктор! Она до слез потрясена смертью сэра Мориса Лоза! Ее рот приоткрыт, глаза расширены, розовый носик свидетельствует о полной невинности. Белый пеньюар висит в гардеробе, а на зеркалах в соседней ванной все еще туманится пар от усилий смыть кровь старика.

Дермот беспокойно пошевелился.

— Ну и как поступил ваш полицейский?

— Усмехнулся в рукав, придал лицу каменное выражение и попросил мадам перейти улицу, дабы утешить друзей. Таким образом он создал себе предлог задержаться в спальне.

— С целью…

— Вот именно. С целью тайком заполучить пеньюар.

— Ну?

— Горничной Иветт было велено сказать, что его отправили в чистку, когда мадам спросит о нем. Для большего правдоподобия в чистку послали еще несколько вещей. Взволновало ли это мадам? Нет, ведь пятна крови были смыты. Несомненно, ей не пришло в голову, что пятна обнаруживаются при химическом анализе. Но кровавые пятна, дорогой доктор, не самое интересное в этом пеньюаре.

— Нет?

— Нет. — Месье Горон постучал пальцами по столу. — Иветт Латур внимательно обследовала его в присутствии моего человека и обнаружила прицепившийся к подолу осколок розового агата.

На сей раз пауза, сделанная префектом полиции, была не столько драматичной, сколько финальной.

— Нам понадобилась неделя терпеливой реконструкции, чтобы найти место для этого осколка в разбитой табакерке. Он отлетел, когда мадам Нил взяла кочергу и проломила старику голову. Это все решает и наверняка положит конец светской карьере мадам.

Последовало молчание. Дермот прочистил горло.

— А как все это объясняет сама мадам Нил? — осведомился он.

Месье Горон выглядел шокированным.

— Прошу прощения, — добавил Дермот. — Я совсем забыл. Вероятно, вы еще не сообщили ей об этом?

— В этой стране, доктор, — с достоинством отозвался месье Горон, — мы не считаем разумным показывать карты до окончания игры, У нее потребуют объяснений, но после ареста, когда она предстанет перед судебным следователем.

Процедура не из приятных, подумал Дермот. Хотя допросы третьей степени не применяются, закон дозволяет почти любую форму психологического давления. Только женщина с очень сильной волей может сконфузить допрашивающего и не сказать ничего, о чем могла бы пожалеть впоследствии.

— Вы уверены, — спросил он, — что об уликах против мадам Нил не просочилось ни единого слова?

— Абсолютно уверен, месье.

— Тогда вас можно поздравить. А как насчет двух служанок, Иветт Латур и Селестин Буше? Они не сплетничают?

— Нет, с этим все устроилось само собой. Селестин отослали из города, якобы чтобы помочь справиться с потрясением, а Иветт умеет держать язык за зубами. — Месье Горон казался задумчивым. — По-моему, ей не слишком нравится мадам Нил.

— Вот как?

— Но могу сказать вам одно. Семья Лоз ведет себя великолепно. Ими невозможно не восхищаться. Они вне себя от горя, но отвечают на все наши вопросы. Они, как у вас говорится — следующие три слова месье Горон рискнул произнести по-французски, — не терять мушество. И они бесконечно добры к мадам Нил…

— Почему бы и нет? Разве они подозревают ее в убийстве?

— Боже мой, конечно нет!

— Тогда как они объясняют происшедшее?