Тайная поклонница

Безупречен. В нем не было ничего плохого. Если не считать того, что противник ненадолго захватил его в плен, он не допустил ни единой ошибки. Ни единой, на протяжении всей книги. Он был строгим, смелым и бескомпромиссным. Но Джулиан обнаружил, что ему наплевать на то, что Векслер победил. Конечно, этот персонаж без единой плохой черты в конце концов победил. Он ни разу не оступился. Не сомневался в себе и не был подвергнут сомнению. Не признал своих недостатков и ничего не делал, чтобы их исправить. Он победил. Разве это не та самая мечта? Разве люди не хотят читать о ком-то, кем стремятся стать? Джулиан хотел.

Обычно.

Но концовка оставила его совершенно опустошенным.

Джулиан описывал человека, которым хотел бы быть. Храброго человека. Но нет никакого удовлетворения от победы, если в начале нет поражений. Нет никакой храбрости, если победа является чем-то само собой разумеющимся.

Герой с серьезными недостатками и даже слабостями все равно может быть героем. Человек может быть храбрым только в том случае, если существует вероятность неудачи. И в ту ночь пожара он потерпел неудачу? Он всегда думал, что да. Да, я позволил себе оказаться сбитым с толку, позволил закручивать гайки до тех пор, пока моя защита не треснула. Однако на самом деле он все еще здесь. Он вернулся. Люди, которых он любит, в безопасности. Прошло время, и он сделал бы это снова, даже зная результат. Бросился бы в огонь, зная, что потом его раздавит тревога, и, возможно, нечто в этом роде было нужно и Векслеру. Страх. Страх потерпеть неудачу. Страх перед слабостями. Разве не это придавало смысл тому, чтобы быть сильным?

Экран компьютера от бездействия потускнел, и Джулиан вскочил на ноги, отмечая время на часах. Семь сорок утра. Он будет спать до полудня, принимать душ до десяти минут первого…

Зачем?

Зачем так безжалостно загонять себя в рамки плана? Это уже не казалось таким необходимым, как раньше. Ничего не казалось необходимым, кроме…

Его внимание переключилось, и он обнаружил, что спускается по ступенькам дома. Он двигался неосознанно, на каком-то уровне зная, что движется в сторону сада, но не вполне понимал, зачем. Не понимал, пока он не встал перед ним.

Абсолютный… шедевр.

У него из легких весь воздух вылетел. Хэлли закончила работу над садом.

Он был буйством красок, совсем как у нее. Он был диким, радостным и напрочь лишенным структуры, но с той точки, на которой он стоял, это имело смысл. Цветы заполняли пространство и соединялись друг с другом, как швы. В одних местах они тянулись к небу, в других стелились по земле, создавая узор, который он не разглядел до этого момента. До момента, когда работа оказалась закончена.

Процесс был не из приятных, но результат оказался чертовски впечатляющим.

Как и этот сад, она была хаосом. Но она была прекрасна, и он это знал. Он потянулся к ней обеими руками и попросил ее остаться, несмотря на хаос и все прочее, но не принял собственные недостатки. Признал ее красоту, продолжая считать, что сам он отвратителен, и в этом он ошибся.

Джулиан не был до конца прав, не был полностью готов к ней. Не тогда, когда он не мог принять собственные несовершенства… и осознать, что именно эти несовершенства делают победу сто́ящей.

И она была победой. Хэлли.

Ее имя в его голове сорвало последний слой оцепенения, и, как он и предполагал, паника пронзила его, как нож. Звук ее голоса, умоляющего его не уходить, мягкое, но настойчивое прикосновение ее рук к локтю. Письмо. Слова из ее письма.

Мужчина, который хочет быть лучше и видит собственные недостатки, – вот тот, с кем я хочу быть. Такой мужчина дополнит меня, если мы захотим этого достаточно сильно.

Толком не видя перед собой земли, он, пошатываясь, направился к дому. А потом бросился бежать. Ключи от машины. Ему просто нужно взять ключи от своей машины. Господи, ему нужно сейчас же увидеть ее!

Прости, что лгала тебе. Надеюсь, я не все испортила, потому что, хотя я думала, что влюблена в Джулиана из старшей школы, я его не знала. Но теперь я знаю этого человека. И теперь я понимаю разницу между любовью и увлечением. Я испытала к тебе и то и другое с разницей в пятнадцать лет. Пожалуйста, прости меня. Я пытаюсь измениться.

Они даже не поговорили о ее письме.