Джулиан подавился этой правдой, уткнувшись в сгиб локтя, и ускорил движения, почти преодолевая звуковой барьер, представляя ноги Хэлли вокруг его бедер, то, как она запрокидывает голову и гортанно выкрикивает его имя. Ощутил, как она сжимается от оргазма, их слившиеся в поцелуе губы, когда он присоединился к ней с последним движением бедер, прижимая сводящее с ума тело к грузовику.
За шипением в чреслах последовало открытие люка, все давление и сексуальное разочарование вырвались наружу. Он впился зубами в мышцу предплечья, и пока продолжал думать о ней, напряжение накатывало на него резкими волнами. Эти глаза, грудь и грязные коленки.
Джулиан не смог перестать думать о ней, даже когда все закончилось, и начал задаваться вопросом, не были ли мгновения покоя без очаровательной садовницы не более чем попыткой принять желаемое за действительное.
В тот вечер Хэлли вошла в свой дом и остановилась прямо в дверях, окинув свежим взглядом царивший беспорядок. Так было не всегда. Не тогда, когда была жива Ребекка. Даже сразу после ее смерти. Конечно, пульс Хэлли, естественно, выдавал слово «беспорядок» азбукой Морзе, но теперь он стал почти опасен. Ненадежные стопки почты и документов. Белье, которое все никак не доберется до комода. И повсюду – собачьи вещи.
Ее мысли все еще были заняты виноградником и Джулианом, она снова и снова вспоминала их разговор.
На самом деле, ни о чем не задумываться. Разве это не было правдой? До тех пор пока вихрь неприятностей будет продолжать вращаться, ей не придется придумывать, как двигаться дальше. И в качестве кого? В качестве Хэлли – послушной внучки? В качестве одной из многих личностей, созданных ее матерью? Или она была версией самой себя, которую еще по-настоящему не узнала?