Первым его побуждением было продолжить бег трусцой.
Ему придется просто с этим жить.
Как?
У них никогда больше не будет разговора, подобного тому, что был в ночь шторма. Или во время сбора винограда на земле его семьи. Он продолжал снова и снова прокручивать в голове обмен репликами, пытаясь найти смысл в том, что они такие разные, и в то же время находя, что друг друга так легко понять. Настолько, что, когда он писал ответное письмо своей тайной поклоннице, его слова были почти точкой в конце его разговоров с Хэлли. Было трудно не ждать ответа, даже если он исходил не от нее.
Письмо оказалось у него в руке, прежде чем он понял, что взял его.
– Черт.
Джулиан снова побежал сквозь спускающуюся с горы прохладную, клубящуюся дымку. Солнце пробивалось сквозь туман осколками и трещинами, освещая лучами разные участки виноградных лоз. Земля под ногами была твердой, и Джулиан был благодарен за это, потому что, держа письмо в руках, он всю обратную дорогу до дома испытывал предвкушение пополам со страхом. На тот случай, если Натали проснется раньше двух часов дня, он, без происшествий добравшись до спальни, по дороге сунул конверт в карман.
Закрыв за собой дверь, Джулиан стянул пропотевшую футболку и бросил ее в корзину. Снял кроссовки и принялся расхаживать по полу рядом с кроватью кингсайз. Наконец, не в силах больше выносить неизвестность, он достал письмо из кармана и распечатал его.
– Черт, – снова сказал Джулиан, обнаружив себя на краю кровати, но не помня точно, когда он успел сесть. Снова он оказался совершенно заинтригован этим письмом, и все же ему хотелось разорвать его и сжечь в камине. Не только потому, что он одновременно слышал эти слова, произнесенные голосом Хэлли и чувствовал огромную вину за то, что вообще прочитал это. Но еще больше – потому, что письмо бросало ему вызов. Он еще не принял и не отверг этот вызов. Тем не менее его вены чувствовали себя так, словно в них накачали статическое электричество.