Тайная жизнь ветеринара. Откровенные истории о любви к животным, забавных и трагических случаях и непростой профессии

После подобных демонстраций я постоянно оказывался лежащим на полу или придавленным к стене.

Немецкие доги – собаки крупные и увесистые. К сожалению, вскоре после того, как я стал квалифицированным ветеринаром, у Поппи обнаружили болезнь сердца – бич немецких догов, – дилатационную кардиомиопатию. Сердце ее становилось все больше и больше, растягиваясь, как воздушный шарик. Это, как вы догадываетесь, на пользу не идет. И недавно Поппи пережила настоящий сердечный приступ. Я пытался консультировать ее из Лондона, но родители вернулись в Котсволдс, и собакой занялся мистер Бенсон (помните его?).

После окончания университета я оказался не готов к свалившейся на меня ответственности. Родители потратили на мое обучение в ветеринарном колледже немало денег, и теперь они имели полное право просить меня заняться нашими домашними животными. Но так поступали не только родители – совершенно непредвиденно на меня обрушился вал сообщений от друзей, которые спрашивали у меня советов и рекомендаций по поводу собственных питомцев. Хотелось бы думать, что они высоко ценили мои ветеринарные знания, но, скорее всего, преобладало желание избежать оплаты ветеринарных счетов. Это было довольно неудобно и для меня, и для них, ведь по рассказам и фотографиям я мало чем мог помочь: не мог осмотреть животных, сделать анализы, выписать лекарства. В такой ситуации с тем же успехом можно было просить совета у любого Тома, Дика или Гарри. Я уже упоминал о моей глубоко укоренившейся потребности помогать людям, особенно тем, кто мне небезразличен, поэтому внезапный вал вопросов не стал для меня большой неожиданностью.

Я всей душой хотел оказать помощь всем, кто в ней нуждался, но чаще всего мне приходилось отвечать на звонки и сообщения дежурной фразой: «Обратись к своему ветеринару».

Но с родителями поступить так было нельзя. Я был новоиспеченным ветеринаром, а заболевание Поппи требовало серьезного лечения. У нее не просто случился сердечный приступ, но еще и развилась фибрилляция предсердий. Если вы помните курс биологии, то знаете, что предсердия – это две верхние камеры сердца. При фибрилляции предсердий эти камеры по какой-то причине решают, что им не хочется больше биться и перекачивать кровь в нижние камеры (желудочки). Вместо этого они начинают дрожать и вибрировать. Такая работа сердца совершенно ненормальна. Это серьезная проблема – и на примере Поппи мы в этом убедились. Слова «Поппи неважно себя чувствует» могли означать что угодно. Отец сказал, что Поппи лежит на полу, не может подняться и у нее вздутый живот.

– Похоже, она приболела, – попытался я как-то снять напряжение.

– Похоже, что так. Мы собираемся сегодня вызвать Рода, – ответил отец, и до меня молниеносно дошло, что он имеет в виду.

– Я выезжаю, не делайте ничего до моего приезда, – выпалил я и отключился: слезы застлали мне глаза.

Не знаю, как бывает в обычных офисах. Дают ли там людям отпуск по поводу смерти домашнего любимца? Если нет, то это ужасно. Такой отпуск жизненно необходим. Честно говоря, я понятия не имел, как этот вопрос решался в нашей компании, но спрашивать никого и не думал. Мне оставалось работать еще два часа, но я не мог ни на чем сосредоточиться и не собирался тратить время на разные прививки, когда моя собака лежит при смерти в Котсволдсе. Я вышел в приемную. Джилл, услышав мои шаги, оторвалась от компьютера. Она сразу поняла, что что-то случилось: у меня изменилась походка, глаза покраснели и опухли.

– Моя собака при смерти – мне нужно ехать, – буркнул я. Мыслить трезво мне не давали эмоции.

– Я все улажу, поезжай, конечно! – сказала Джилл, обнимая меня.

Никогда еще прикосновение ее рук не казалось мне столь теплым и сердечным. Ее объятие придало мне сил, я вышел, сел в машину и поехал. Днем в субботу машин на дороге было немного. Я выехал на автомагистраль и понесся, обгоняя одну машину за другой. Я думал только о Поппи. Всей душой мне хотелось сейчас быть с ней рядом. Надеялся только на то, что ей спокойно. Я никогда не заставил бы родителей дожидаться меня, если бы это означало продолжение ее страданий. Мысленно я видел, как она лежит на боку и с трудом дышит. По проселочным дорогам я добрался до родного дома Мэнор-Коттедж. Выезжая из больницы, я засек время – на дорогу ушло час пятьдесят минут. Новый рекорд.

* * *