– Убирайтесь отсюда, черт побери! Вам ведь абсолютно все равно! Вы сделали ей предложение в этой вашей ужасной равнодушной манере, а я… я
– Поосторожнее, приятель, – попытался успокоить его американец.
– Да идите вы к дьяволу! Не могу видеть, как вы приходите и говорите здесь о «бедняжке Таппенс»! Идите и займитесь вашей кузиной, а Таппенс – моя! Я всегда любил ее, еще с тех времен, когда мы вместе играли детьми. А потом мы выросли, но ничего не изменилось. Никогда не забуду, как я лежал в госпитале, и в нем появилась она, в этом странном наряде из наколки на волосах и передника… Это было как волшебство – увидеть девушку, которую ты любишь, в униформе больничной сестры…
Здесь Джулиус его прервал:
– Униформа сестры! Боже мой! Мне кажется, что у меня сносит крышу… Могу поклясться, что видел Джейн в такой же униформе!.. Черт возьми, я все понял. Это именно ее я видел в той психушке в Борнмуте, разговаривающей с Виттингтоном. Она была там не пациенткой! Она была сестрой!
– Вот именно, – сказал Томми со злобой. – Скорее всего, она работала с ними всю дорогу. Меня совсем не удивит, если эта Джейн с самого начала сперла эти бумаги у Данверса.
– Ни за что в это не поверю! – закричал Джулиус. – Она моя кузина, и такой же патриот, как и все остальные!
– Меня не интересует, кто она такая, только убирайтесь отсюда! – Томми тоже уже кричал.
Казалось, что молодые люди вот-вот начнут обмениваться ударами, но тут, как по мановению волшебной палочки, гнев Джулиуса куда-то исчез.
– Хорошо, парень, – спокойно произнес он, – я ухожу. Я не виню вас в том, что вы только что здесь наговорили. Даже хорошо, что вы все это сказали. Я оказался самым тупым из всех тупых чертовых идиотов, которого только можно себе представить. Успокойтесь, – (Томми сделал нетерпеливый жест), – я сейчас же уйду и направлюсь прямо на вокзал Лондонской и Северо-Восточной железной дороги[57], если вам это интересно.
– Меня ни на грош не интересует, куда вы направляетесь, – прорычал Томми.
После того как дверь за Джулиусом закрылась, молодой человек вернулся к своему чемодану.
– Ну вот и всё, – пробормотал он и позвонил. – Заберите мой багаж.
– Конечно, сэр. Вы уезжаете, сэр?
– К самому дьяволу, – ответил Томми, ничуть не заботясь о том, что лакей может о нем поду-мать.
Однако тот лишь с уважением поинтересовался:
– Конечно, сэр. Мне заказать для вас такси?
Томми согласился.
И куда теперь? У него не было ни малейшей идеи. Кроме навязчивой мысли отомстить мистеру Брауну, он ни о чем больше не мог думать. Томми еще раз перечитал письмо сэра Джеймса и покачал головой. Таппенс должна быть отомщена. А вообще-то это очень мило со стороны старика… Наверное, на него надо ответить, подумал Томми. Он подошел к письменному столу. Из-за обычного извращенного подхода к наличию письменных принадлежностей со стороны прислуги в гостинице, на столе оказалась масса конвертов и ни клочка бумаги. Томми позвонил. Никто не появился. Молодого человека возмутила это задержка. А потом он вспомнил, что видел бумагу в гостиной номера Джулиуса. Американец объявил о своем немедленном отъезде, так что встретиться с ним было маловероятно. Да Томми и не имел ничего против этой встречи. Он начинал чувствовать стыд за все, что он сказал. Старина Джулиус вел себя как настоящий джентльмен. Если он его встретит, то обязательно извинится.
Но в комнате никого не было. Томми подошел к письменному столу и открыл средний ящик. В глаза ему бросилась фотография, небрежно брошенная изображением вверх. На секунду он остолбенел. А потом взял фото, закрыл ящик, медленно подошел к креслу и уселся в него, все еще не отрывая взгляда от фотографии у себя в руках.
Что, ради всего святого, фото французской девушки Аннет делает в письменном столе Джулиуса Хершайммера?
Глава 22
На Даунинг-Стрит
Премьер-министр нервно забарабанил пальцами по столу. Он выглядел измученным и усталым. Беседа продолжилась с того места, на котором остановилась.
– Не могу понять, вы что, действительно считаете, что все не так ужасно, как кажется?
– Так считает этот парень, – ответил ему мистер Картер.
– Дайте мне еще раз взглянуть на его письмо.
Мистер Картер повиновался. Письмо было написано размашистым мальчишеским почерком.