Жорж понравился мне с первой же секунды. Он произвел на меня огромное впечатление: я была покорена, от него исходила необъяснимая власть, он мог делать со мной что пожелает. Завершение каждого танца казалось болезненным разрывом: мы отделялись друг от друга… Я говорила с ним, он меня слушал, ему были интересны мои слова. Впервые мужчина с вниманием относился к тому, что я хотела сказать! Как бы наивно и по-детски это ни звучало, но в моем сознании произошло нечто вроде революции: оказывается, я способна покорять и своими речами, а не только формами! В отличие от других моих партнеров по танцам с их двусмысленными комплиментами или эротическими намеками, Жорж вел себя почти как идеальный джентльмен… Укрывшись от чужих глаз, в укромном уголке он попытался сорвать поцелуй, но я решительно его оттолкнула, хоть и с сожалением…
В тот вечер я устояла; но в душе я уже обманула мужа!
При каждом новом танце Жорж прижимал меня к себе все крепче, нежно обнимая за талию. Словно загипнотизированная, я желала двигаться только вместе с ним; вокруг нас образовался огромный мыльный пузырь; до нас не доносилось ни звука, мы будто остались одни во всем мире…
Жорж желал сделать из меня Королеву бала, раз за разом вынуждая меня плавно и долго изгибаться, что подчеркивало мои достоинства. Воланы моего платья, раскинувшись широким ореолом, разлетались по всему танцевальному залу. Другие пары, оробев, вынуждены были жаться по сторонам, освобождая нам место. На моем лице сияла улыбка. Жорж чувствовал выразительную округлость моей груди, словно нашептывающей ему: «Осмельтесь!»
Он расхрабрился, я его поощряла; остававшееся поначалу лишь легким касанием, его настойчивое давление на изгиб моей груди становилось все требовательнее, я же не возражала и отвечала как могла.
Внезапно Жорж отстранился из опасения, как бы окружающие не заметили его маневров. Он различил легкий блеск в моих глазах.
Музыка только что закончилась; кавалеры с сожалением провожали партнерш на места. Но мы ничего не заметили и продолжали в одиночестве беседовать в самом центре зала! Внезапно мы обнаружили, что остались одни на опустевших подмостках, – странное чувство, как у актеров поневоле, вытолкнутых на сцену и вынужденных играть пьесу, текста которой они не знают.
Проявлялся характер Жоржа: его мощь, нежность, его стремление управлять; а еще его терпеливость, обходительность, внимание к другому человеку.
Сколько радости я получаю от того, что могу доверить этому дневнику свои мысли, бесстыдно изливающиеся на его страницы, подобно магме, вырывающейся из недр Земли… Я сожалею о тех поцелуях и ласках, которые он так и не получил от меня в тот вечер; но мой долг говорил мне: НЕТ!
Возвращаясь в карете вместе с Александром, я старалась скрыть свое волнение. Я сказала Жоржу «до свидания», по женской слабости не произнеся «прощайте».
Отныне на каждом балу я знала, что встречу его вновь; я не могла себе представить ни одного приема без него; бездумно и неосторожно я множила эти встречи; я спешила бросить вызов судьбе. Как сейчас помню, в 1835 году мне случалось назначать ему по две встречи в день, в Аничковом дворце: в полдень и в восемь вечера! Мы нанизывали одну оплошность на другую, а меня еще и подстегивал дух подстрекательства… Мне хотелось доказать Александру, что я способна достойно ответить на его бесчисленные супружеские измены! Красивая кобылка вставала на дыбы, бунтовала и готова была брыкаться! Я была молода и безрассудна, я и понимала, и отказывалась понимать, какое зрелище мы являли всему двору. Ибо большинству наблюдателей могло казаться, что мы уже любовники! Все были в этом убеждены, кроме Александра, который питал ко мне слепое безграничное доверие! Обманчива ли видимость? Чувствовала ли я укоры совести за свое вероломное поведение?
Я Татьяна! Я тоже вышла замуж за человека, которого ценю и уважаю, но не люблю! Я люблю Жоржа, только о нем я мечтаю; с ним я хотела бы убежать и скрыться от этого мира и этого общества. Нам обоим было по двадцать два года – одинаковый возраст безумств и беспечности. Беззаботные, бездумные, безответственные… нам казалось, что будущее нам принадлежит. Можно ли нас за это корить? Кто мог бы устоять против уносившего нас урагана любви и страсти? Стоило только дать себе волю. Моя идиллия с Жоржем Дантесом продолжалась, мы были действительно влюблены друг в друга.
С Александром мы олицетворяли два разных мира: он был старше меня; наша чувствительность, точки притяжения наших интересов не гармонировали друг с другом. Однако реальность заявляла свои права: я была замужем и с детьми, Жорж был свободен и холост; ничто не предполагало подобной встречи. И действительно, я была из старой дворянской, но обедневшей семьи, в то время как Жорж, недавно усыновленный бароном, чудесным образом унаследовал благородный титул и огромное состояние; он превратился в барона ван Геккерна. Он не знал ни слова по-русски и отказывался учить этот язык. Нас сблизил и связал в едином порыве язык Мольера.