Тайный дневник Натальи Гончаровой

Приехав в Санкт-Петербург, Жорж Дантес, красивый мужчина, имел полную возможность погрузиться во французскую атмосферу. Родом он был из Эльзаса, области, отделяющей Францию от Пруссии; певучие интонации этой провинции напоминали лепечущий прусский говор нашей императрицы Александры Федоровны; она произносила В как Ф, Д как Т и З как С; результат был обворожителен, все обожали эту очаровательную мелодичность. Кое-кто говорил: «Императрица не разговаривает, а лопочет»! Ее познания в русском языке были весьма скудны, но она так мало им пользовалась…

Жоржа приводила в восторг литературная образованность молодых русских женщин, прекрасно говорящих по-французски; они практически не допускали ошибок; однако, хотя мы свободно изъяснялись, у нас сохранялся легкий акцент. Жорж обожал наше грассирующее «R», по его словам, оно придавало нам несравненное очарование. Он был безоглядно влюблен в Россию, но больше всего – в женскую ее часть! И если сравнение между двумя разновидностями женщин, француженками и русскими, было лестным для нас, оно тем не менее оставалось несправедливым и предвзятым. По словам Жоржа, французские женщины легкомысленны, остроумны и непостоянны, тогда как у русских развита интуиция, они отличаются тонкостью и верностью. На самом деле женщины, конечно же, одинаковы в обеих странах, но во Франции нравы, безусловно, более либеральны, а сам режим более толерантен.

Жорж ценил свободомыслие и фрондерский дух французских вольтерьянок. Он, конечно же, забывал, что наше общество всегда было куда более закрытым и надзор над ним был куда строже; оно оставалось менее терпимым, но более лицемерным.

К моему большому удивлению, император Николай Первый без опаски стал открыто появляться на балах со своей любовницей Варварой Аркадьевной Нелидовой. Ее тетя Екатерина Нелидова, сама в свое время любовница царя Павла, отца Николая, наставила племянницу на путь истинный, если мне будет позволено столь фривольное и смелое сравнение… Ну и семейство! Разве брат Александра Первого не прогуливался с графиней Нарышкиной, чей муж имел в любовниках собственного кучера?

Что же до наших отношений, мы с Жоржем Дантесом прошли через все стадии: волнение, чувство, страсть. Вопреки видимости, наше положение было сходным: он был свободен; укрывшись в бескрайней России, в поисках родственной души, он бежал от своего прошлого. Я же, чужая самой себе, бежала от своего настоящего. Моя встреча с Жоржем Дантесом была классической и банальной любовью с первого взгляда. Невзирая на свой статус, я хотела в одно и тоже время хранить верность супругу и познать великое чувство. Воспитанная на романтической литературе и вскормленная ею, я нетерпеливо ждала, когда же мне случится телом и душой испытать то безумное, неуправляемое упоение, которое не считается ни с какими законами и условностями; под влиянием непреодолимой страсти моя жизнь теряла равновесие. А я сознательно вносила в нее еще больший беспорядок: возвращалась домой поздно, а то и на рассвете. Я изучила и хорошо поняла, что из себя представлял Жорж Дантес как личность. Я убеждала себя, что он человек хоть и забавный, но легкомысленный и поверхностный; в компании он отличался остроумием; до тех пор я считала его неспособным поддерживать серьезную беседу. Привлекательной внешности, всегда готовый развлечь публику, он нравился дамам. Он был из тех молодых аристократов, праздных и богатых, которые полагают, что острое словцо и мазурка обеспечат им будущий успех в обществе.

Он танцевал как бог и умел как никто превознести в танце достоинства своей партнерши. В его объятьях я чувствовала себя звездой балета Мариинского театра.

Поначалу это была всего лишь озорная игра обольщения, допустимая при дворе; мы обменивались взглядами, заговорщицкими улыбками, записочками; но все менялось: от флирта к интрижке, которая переросла в настоящую страсть. Я больше не могла бороться с потребностью постоянно его видеть. На каждом балу, концерте или спектакле, едва приехав, я выискивала среди публики его высокую фигуру и светлую кудрявую шевелюру.

Он хвастался перед своими товарищами-кавалергардами, что сумел меня покорить, но произошло нечто прямо обратное. Я оказалась той мухой, которая запутала паука в его же собственной паутине… Мне достаточно было разыграть перед ним великую любовь, чтобы он пал, как, впрочем, и другие… Я отчаянно нуждалась в нем, чтобы осуществить свой план!

Всякий раз, когда он вставал, чтобы пригласить меня, взгляды всех присутствующих устремлялись на нас. Едва мы делали первые шаги, как десятки пар глаз ловили каждый наш жест, подстерегали реакции, выискивая мельчайший намек, который можно было бы многозначительно истолковать. Проходя мимо столов, опоясывающих зал, я забавлялась тем, что быстрым взглядом окидывала напряженные, ждущие лица подслушивающих женщин, пытающихся поймать обрывки нашего разговора. В случае нужды они могли бы их и выдумать, чтобы превратить в аппетитные сплетни и потом всем вместе ими наслаждаться.