Тайный дневник Натальи Гончаровой

С выкатившимися, налитыми кровью огромными глазами они испускали радостное громоподобное ржание, нарушающее страшную тишину леса. Хлопья белой пены срывались с их задыхающихся пастей, образуя длинную серебристую цепочку; от их шкур, мокрых от пота и дождя, шел едкий въедливый запах; они взлетали на возвышенности и спускались по склонам в одном и том же дьявольском ритме; возникшая из ниоткуда река заставила их замереть на месте. Они с наслаждением зашли в воду и стали пить, пока не утолили жажду, оставив нас растерянными и измученными.

Мы покинули лошадей и попытались укрыться от низвергавшегося на деревья потопа. К счастью, мы нашли домик лесорубов, в это время года необитаемый.

Жорж чиркнул спичкой, и от самодельных свечей, которые он нашел, полился странный свет, создавший в комнате атмосферу нереальности. Пламя светильников колебалось, и вместе с ним колебались тени наших фигур, то сближаясь, то застывая. Только сплетались огненные языки в очаге.

Скопившаяся на полу дровяная пыль поднималась в воздух при малейшем нашем движении. Мы были двумя бестелесными существами, перемещающимися в облаке, подсвеченном горящей печью. Стоило двинуться с места – и световой ореол превращал нас в вымышленные существа.

Сидя рядышком с Жоржем прямо на полу, на огромной медвежьей шкуре, я вспоминала нашу безумную дикую скачку. Зачарованная, словно загипнотизированная, я не могла оторваться от пламени, которое потрескивало и жадно лизало два полена. Я наблюдала за этим вакхическим танцем, следовавшим ритму музыки наших вальсов и мазурок в Аничковом дворце. Странные поленья, похожие на два резных тела; ветви и отростки играли роль рук, ладоней, пальцев, а раскидистые корни образовали пылающую шевелюру. Они горели, но не сгорали.

Внезапно очаг печи разросся до гигантских размеров, превратившись в огромные театральные декорации, в которых разыгрывали спектакль три актера – земля, огонь и ветер. Мы с Жоржем лишь придвинулись ближе, но не касались друг друга.

То опьянение свободой, которое я почувствовала во время скачки, улетучилось, стоило нам зайти в убежище; загадочная сила втолкнула нас в это замкнутое пространство; ловушка захлопнулась. Я чувствовала себя неловко; оба мы старались не смотреть друг на друга. В какой-то момент Жорж решил было выйти; снаружи силы природы словно сорвались с цепи: дождь, ветер и град разгулялись вовсю и взяли дом в кольцо. Деваться было решительно некуда, наступала ночь, и мы были вынуждены провести ее в этом случайном приюте. Романтическая прогулка оборачивалась двусмысленностью отношений. Мы устроились по разные стороны печи. Жорж казался чем-то озабоченным; он заполнял долгие паузы банальными замечаниями и тривиальными рассуждениями о жизни вообще. Я задавалась вопросом, что за недавняя драма, что за потрясение побудило его предложить мне эту прогулку. Женская интуиция заставляла думать, что это приглашение не было безобидным. Не то чтобы я подозревала какую-то хитрость с его стороны, но после того вечера на балу, когда мы танцевали, и несмотря на бесконечную деликатность, с какой он пригласил меня на эту прогулку, я уже чувствовала, что между нами соткалась некая связь. Мы нашли оставленную кем-то бутылку водки; алкоголь и тепло побороли нашу робость. Мы с юмором посмотрели на сложившуюся парадоксальную ситуацию: невольно оказаться в положении греховной парочки, когда ничто к этому не предрасполагало. Я вспоминала о моих юных годах, печальных и мрачных, прошедших под властью бесчувственной и авторитарной матери; он поведал о своих, бурных и мятежных, протекавших в неспокойной обстановке его страны. Я описала свои чувства благонравной и послушной девушки в удушающей атмосфере родительского дома, откуда мне всегда хотелось сбежать; всю жизнь бегство было моей навязчивой идеей: сначала детство, потом моя мать и, наконец, Александр. Жорж и гордился, и смущался своими юношескими любовными победами, и в свою очередь сделал болезненное признание: в его мужской жизни случились большие перемены. Он тоже был вынужден порвать с армией, с семьей, с политическим режимом во Франции, он был отвержен и оказался в оппозиции Карлу Х. Я стала более словоохотлива, вспоминая о своем браке, о его начале, о рождении каждого ребенка, об успехе в обществе и престиже мужа. Как два подростка, мы обменялись долгим поцелуем. Неизведанное желание овладело мной. Я готова была отдаться Жоржу, не столько из физического влечения, сколько из любопытства…

Жорж придвинулся ко мне и сказал:

– Вы подумали над моим приглашением, вернее, предложением?

Я ответила в том же тоне:

– Если говорить прямо, вы просите меня стать вашей любовницей. Я об этом много думала и должна признаться, что часто задавалась одним вопросом: должна ли я предаться пожирающей меня страсти? Я осознаю, что желаю вас и что мы с вами дошли до высшей точки нашей любви! – сказала я со смехом.

– Ах, Наталья, мы с вами пребываем в полной гармонии; наконец-то вы меня поняли.

– Я уверена, сейчас вы мне скажете, что наши сознания, наши души и наши тела готовы слиться воедино…