В таком случае следовало бы отправить в тюрьму Паскаля и Декарта, в Бастилию – Монтескьё и уничтожить Дидро: он-то утверждал и неприкрыто отстаивал свой атеизм. Император Александр Первый уже отправлял меня в ссылку тридцатого июля 1824 года, и тогда поездка продлилась десять дней, пока я не прибыл в свое родовое имение, Михайловское, девятого августа. Второй император, его брат Николай Первый, приказал похитить меня в ночь на третье или четвертое сентября 1826 года, чтобы привезти меня в Москву. На этот раз путь был более быстрым, и я прибыл восьмого сентября утром.
Через несколько веков после моей смерти КТО осмелится заявить, КТО осмелится утверждать, что, не считая, разумеется, его супруги Александры Федоровны, я не был единственной любовью царя Николая Первого!!!
Сами посудите: едва он заключил свой брак, едва оправился от всех треволнений (хвалебные оды, поздравления, подарки…), едва успел срочно вызвать своих министров, чтобы подписать кое-какие дипломатические депеши, утвердить несколько указов, наложить свое императорское одобрение на несколько приглашений в Сибирь… как, по прошествии ровно двенадцати дней, а именно в ночь на третье сентября 1826 года, он, забыв про остальные дела, подобно романтическому кавалеру, влюбленному в свою красавицу, приказывает похитить меня!
Мне не дали времени ни продышаться, ни прийти в себя, мне не позволили ни умыться, ни даже переодеться; только в последнюю минуту мне сообщили, что меня срочно призвал к себе сам император; прошло совсем немного времени, и мне поспешили вручить письмо генерала Бенкендорфа, который только что был назначен главой тайной полиции. В письме указывались условия, при соблюдении которых мне отныне предстояло писать!
Едва я вылез из кареты, как меня охватила неведомая тревога. Неужели меня привезли, чтобы отправить в пожизненную ссылку в Сибирь? Должен ли я буду присоединиться к ста двадцати шести декабристам?