Тайный дневник Натальи Гончаровой

– Мой бедный брат Константин, – позже признался мне царь, – всегда ощущал свою вину в убийстве нашего отца Павла Первого; он прекрасно знал заговорщиков и ничего не предпринял. Повседневная жизнь цареубийцы нелегка, – с ледяным юмором сказал Николай Первый. – Что до нашего старшего, Александра, он тешил себя иллюзией, что сокрушил величайшего и гениального стратега, Наполеона, в то время как истинным триумфатором был генерал Зима, этот вечный и непобедимый союзник России, а такое тоже трудно осознавать!

Первая беседа стала для меня символической, потому что весь двор обсуждал это событие. Царь дал мне понять, что не собирается рядиться в одежды своего брата Александра. К счастью, по его собственному утверждению, он не хотел также следовать тираническому духу своего отца Павла Первого. Николай Первый вылепил себя сам, без чьего-либо влияния, он хотел утвердить свою независимость, свою «широту взглядов», свое величие, как римские цезари. Я напомнил себе, что его брат выслал меня за сотни верст от Москвы только потому, что имперские химики обнаружили в моей почтовой бумаге ничтожные следы атеизма! И в то же время, удостоив меня аудиенцией, царь давал мне понять, что не забыл ничего, мною написанного.

Камергеры внезапно распахнули обе створки дверей гостиной; император появился во всем своем величии. Я почувствовал себя крошечным по сравнению с двумя гигантскими метрами, пренебрежительно взирающими на меня с высоты.

– Так вот он, этот опасный смутьян, вдохновитель мятежа, бунтующий дух, учитель свободы, герой равенства, певец братства… – произнес император зычным голосом, от которого дрожали стекла.

Ошеломленный, я не ожидал такого приема.

– Государь, я бесконечно благодарен вам за эту аудиенцию и в то же время смущен тем спорным, хоть и лестным, но излишне негативным представлением, которое сложилось обо мне у Вашего Величества!

Император, как истинный ботаник, не спеша рассмотрел и изучил этот редкий экземпляр в его коллекции, безусловно, представленный при дворе в единственном экземпляре. Он испытывал при этом беспредельное удовольствие.

– Чего я только о тебе не наслушался; поэт, тайный революционер, необузданный любовник, погрязший в долгах игрок, отчаянный пьяница, великодушный друг, эрудит, забияка, идеалист, атеист, националист, пламенный защитник свобод, герой крепостных. Скажи же, на самом деле кто ты, Пушкин? Ты меня заинтриговал: что скрывается за этими масками? Кому мне верить? Ты удивительный персонаж с тысячью лиц!